Ароматы

— Не добры, а практичны. Наш капитал возрастет, мы в этом уверены. Мы знаем, что тебе нужны материалы — ведь ты не можешь делать духи из воздуха. Хотя, кто тебя знает, а может быть, ты и это сумеешь…

— Одним словом, — деловым тоном обратился к Арману месье Дю Пре, — хватит ли вам десяти тысяч франков для закупки материалов? Мы готовы их вам предоставить.

— Десять тысяч франков?..

— Ну, так значит решено. Давайте обмоем сделку.

Они вернулись в столовую, где по-прежнему сияла огнями елка, и подняли бокалы за процветание нового предприятия.

2

1932–1942

Прошло двенадцать дней от Рождества до Крещения, и темп жизни Парижа замедлился. Его аристократические обитатели и обитательницы со свежими прическами и новыми туалетами устремились на Ривьеру, чтобы вдохнуть целительный воздух Лазурного Берега.

Рождественская распродажа опустошила склады парижских парфюмеров, владельцы парфюмерных магазинов позволили себе расслабиться, и Арману не удалось добиться срочного выполнения своего заказа. Он нетерпеливо ждал заказа из Граса, продолжая пока работать в кафе, а в свободные часы оборудуя свою комнату под лабораторию.

Заказ, наконец, прибыл, и Арман, словно беговая лошадь на старте, собрал все свои силы для рывка. Отработав свои часы в кафе, он без отдыха корпел в маленькой лаборатории, отдавая сну два — три часа. Он занялся анализом некоторых сортов духов, имевших успех на рынке, как бы раскладывая аромат на составные части, расшифровывая его формулу, и свои наблюдения заносил в старую тетрадь в черном кожаном переплете, которую он считал своей библией.

Анализ поглощал много времени, создавая базу для экспериментов с ароматами. Иногда Арману казалось, что он поймал, как птицу в силки, необыкновенный новый аромат, и он готов был выбежать на улицу и кричать об этом, но проходило несколько часов, и птица ускользала — аромат исчезал или изменялся до неузнаваемости. Арман вспоминал слова Шанель: «воздушная реклама», дымовая надпись, через несколько минут не оставляющая никаких следов в безоблачном небе.

Иногда ему не хватало какого-нибудь ингредиента, он делал новый заказ и томился в ожидании.

Только спустя год Арман создал новые духи «Белые ночи». Название предложила мадам Дю Пре, вдохновленная рассказами Пушкина[5] о белых ночах Петербурга. Она же посоветовала Арману сделать для духов молочно-белые флаконы из тонкого стекла с серебряными пробочками.

— Женщины любят держать в руках изящные безделушки, — говорила она. — Каждая из нас чувствует себя королевой за своим туалетным столиком. Она занимается тем, что для нее важнее всего на свете — делает себя прекрасной. Вдали от тщеславной суетности она священнодействует. Когда она берет коробочку с пудрой или флакон с духами, эти предметы должны быть красивы. Их красота — часть таинства, усиливающая магический эффект, — передается женщине. Она впитывает эту красоту…

Арман запомнил урок навсегда.

Ему удалось продать несколько дюжин флаконов в самые модные парфюмерные магазины Парижа. Некоторые парфюмеры возобновили заказ, и у Армана появились деньги, чтобы нанять помощника, который продолжил производство «Белых ночей», а Арман смог отдаться работе над новыми духами.

В 1934 году он создал «Душу» — духи с восточным ароматом. Эскиз флакона Арман заказал художнику Рене Лалику. Изящные флаконы в виде черных с золотом шариков — великолепно оттеняли запах. Арман снял в том же доме небольшую комнатку, бывшую привратницкую, и превратил ее в свою спальню, а комната при лаборатории стала магазином и выставочным салоном, который был отделан по эскизам Дю Пре и обставлен сделанной ими мебелью. Арман настоял на том, чтобы полностью оплатить работу, и изящные столики, и красивые сияющие полированные полки. Стеллажи были заполнены белыми и черно-золотыми флаконами, как будто невинность и опыт противостояли и взаимно дополняли друг друга.

За месяц до открытия салона были разосланы приглашения.

Мадам Дю Пре сшила новое платье, а мать Армана украсила кружевами свою синюю шелковую блузу. Клер надела платье от знаменитой портнихи Мадлен Вионне. Остальные гости были среднего круга и выглядели скромно. Явились поставщики и продавщицы парижских парфюмерных салонов; владелец кафе принес шампанское, все выпили за здоровье и успехи Армана, мать обняла его. Атмосфера сердечности не рассеяла уныния Армана — на открытие салона не явились приглашенные из парижского бомонда[6], те, кто мог бы содействовать успеху новорожденной парфюмерии Жолонэй.

Гости собирались расходиться, когда пришел Морис. Стоя в дверях, он одним взглядом оценил обстановку. Когда Арман подошел к нему, он холодно процедил сквозь зубы: «Ну, я вижу, что скоро тебе придется наняться на службу».

Арман промолчал.

Он решил продержаться до лета, и тогда уж, если ничего не изменится к лучшему, признать поражение.