Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник)

Я отдал ей фотоаппарат, но слишком поздно, чтобы она сумела им воспользоваться. Офицер что-то прошептал Ганимару на ухо, тот пожал плечами, и Розен спокойно сошел на берег.

Но, бог ты мой, кто же Арсен Люпен?

– Да, – громко сказала мисс Нелли, – кто же он?

Осталось человек двадцать. Мисс Нелли следила за ними, смутно опасаясь, как бы он не оказался среди них.

Я сказал:

– Мы не можем больше ждать.

Мисс Нелли пошла вперед. Я последовал за ней. Мы не сделали и десяти шагов, как Ганимар преградил нам дорогу.

– В чем дело? – воскликнул я.

– Минуточку, сударь, куда вы так торопитесь?

– Я сопровождаю барышню.

– Минуточку, – настойчиво повторил Ганимар и, глядя мне в глаза, произнес: – Арсен Люпен, не так ли?

Я рассмеялся.

– Нет, Бернар д’Андрези.

– Бернар д’Андрези умер три года назад в Македонии.

– Если бы Бернар д’Андрези умер, меня на этом свете не было бы. Вы ошибаетесь. Вот мои документы.

– Это его документы. Буду весьма признателен, если вы объясните, как сумели их заполучить.

– Вы сошли с ума! Арсен Люпен поднялся на борт под фамилией, начинающейся на букву Р.

– Это еще одна из ваших проделок, ложный след, по которому вы нас пустили. Да, это вам под силу, мой дорогой. Но на этот раз удача отвернулась от вас. Ну же, Люпен, покажите, что вы хороший игрок.

Я колебался лишь мгновение. И тут он резко ударил по моей правой руке. Я закричал от боли. Ганимар попал по еще не зажившей ране, о которой говорилось в телеграмме.

Оставалось смириться. Я повернулся к мисс Нелли. Она слушала наш разговор, мертвенно-бледная, едва держась на ногах.

Ее взгляд встретился с моим, потом перешел на «кодак», который я ей отдал. Мисс Нелли вздрогнула, и у меня сложилось впечатление, нет, я проникся уверенностью, что она все поняла. Да, между узкими стенками, обитыми черной шагреневой кожей, внутри этого небольшого предмета, который я так предусмотрительно отдал ей, лежали двадцать тысяч франков Розена, жемчуг и бриллианты леди Джерланд.

Ах! Готов поклясться, что в этот торжественный момент, когда Ганимар и его приспешники окружили меня, я вдруг стал равнодушен и к своему аресту, и к враждебности окружающих – ко всему, кроме одного: я хотел знать, какое решение примет мисс Нелли относительно того, что я ей доверил.

То, что это столь убедительное доказательство обернется против меня, не вызывало никаких сомнений. Но отважится ли мисс Нелли предоставить им его?

Предаст ли она меня? Погубит ли? Поступит ли как беспощадный враг или как женщина, которая помнит о моей симпатии, и способно ли это чувство смягчить ее, сделать чуть более снисходительной?

Мисс Нелли прошла мимо, и я беззвучно попрощался с ней. Смешавшись с другими пассажирами, она направилась к сходням с моим «кодаком» в руке.

Разумеется, думал я, она не решится сделать это при людях. Она отдаст фотоаппарат через час, через мгновение…

Но, дойдя до середины сходень, мисс Нелли вдруг, сделав неловкое движение, уронила его в воду, между парапетом набережной и бортом корабля.

Я смотрел, как она удалялась.

Ее милый силуэт то терялся в толпе, то вновь показывался и снова исчезал. Все было кончено. Кончено навсегда.

Минуту я стоял неподвижно. Мне было грустно, и в то же время я чувствовал невыразимую нежность. Потом, к великому удивлению Ганимара, я улыбнулся:

– Все же плохо не быть честным человеком…

Вот так однажды зимним вечером Арсен Люпен поведал мне историю своего ареста. Случайная череда происшествий, о которых я когда-нибудь напишу, помогла нам наладить отношения… Дружеские, могу ли я так сказать? Да, я склонен думать, что Арсен Люпен удостаивает меня дружбы и что именно во имя этой дружбы он порой неожиданно заходит ко мне, привнося в тишину моего кабинета юношескую веселость, сияние своей бурной жизни, здоровый юмор человека, которого судьба осыпает милостями и которому улыбается.

Его портрет? Но как я могу его описать? Двадцать раз я видел Арсена Люпена, и двадцать раз передо мной представал другой человек… Вернее, тот же самый, но отражавшийся в двадцати зеркалах, которые являли моему взору искаженные образы. И каждый раз у него были другие глаза, другой овал лица, другие жесты, другой силуэт и даже характер.

– Я сам, – однажды сказал он мне, – не знаю, кто я такой. Я больше не узнаю себя в зеркале.

Разумеется, это было остроумной шуткой, парадоксом, но сущей правдой для тех, кто встречал Арсена Люпена, ничего не зная о его бесконечных возможностях, терпении, искусстве гримироваться, удивительной легкости, с которой он изменял даже лицо, нарушая пропорции своих черт.

– Почему, – продолжал он, – я должен иметь неизменную внешность? Почему бы мне не избежать опасности быть всегда одним и тем же? Мои поступки и так выдают меня. – И он с гордостью уточнил: – Тем лучше, если никто никогда не сможет с уверенностью сказать: «Это Арсен Люпен». Главное, чтобы все, не боясь ошибиться, говорили: «Это дело рук Арсена Люпена».

Я попытаюсь восстановить некоторые его поступки и приключения, основываясь на откровениях, которыми Арсен Люпен удостоил меня зимними вечерами в тишине кабинета.