Что же делать, думаю, сейчас отправят в штрафбат. Ну все, окончательно с этой мыслью смирился, и тут ко мне как будто озарение пришло, понял, как можно выкрутиться. Объясняю ему:
– По телефону я вас, извините, не видел. А звонить может кто угодно, даже и враг, если он к телефонному проводу подсоединился. Ведь имитировать могут даже голос Левитана. – Тут я ему показал, как раньше в расчёте имитировал голос знаменитого диктора Всесоюзного радио: «Внимание, внимание, говорит Москва! В течение … наши войска вели бои с противником…» А у меня неплохо получалось, все на НП даже обернулись, чтобы посмотреть, кто это там радио включил. Потом спрашиваю у командующего:
– Вы верите, что голос по телефону могут имитировать?
– Да.
Я же просто выполнял свой воинский долг, и если бы я не подбил в том бою немецкие танки, неизвестно, уцелел бы НП, или нет. В итоге Конев приказал отвести меня обратно в расчёт. Потом я долго ждал, когда за мной придут из СМЕРША. Но не пришли. За этот бой меня, как я позже узнал, даже хотели представить к какому-то ордену, но так как я оказался в разговоре с командующим чересчур языкастым, то не стали рисковать. И после вообще старались до самой Германии никак не поощрять. Мол, слишком смело вел себя в разговоре с Коневым. Тогда, кстати, в штабе дивизиона мне строго-настрого запретили эту историю где-либо рассказывать. Но сейчас её скрывать нечего, случалось и такое на войне.
Затем нас ждали бои в Германии. В конце февраля 1945 года в районе г. Форет, это районный центр в Германии, расположенный в земле Бранденбург, я подбил 3 тяжёлых немецких орудия и уничтожил в общей сложности 5 пулемётных точек. Был контужен, но остался у орудия. После боя мы перешли в наступление, и в подвале одного из домов мне сдалось в плен 3 немецких солдата, правду сказать, они не сильно-то и сопротивлялись. За эти бои мне в марте 1945 года вручили Орден Красной Звезды.
Дальше очередной бой, из которого я мало что помню. Товарищи мне впоследствии рассказывали, как я очутился в траншее – теперь всё буду рассказывать с чужих слов, так как у самого в голове ничего не сохранилось. Дело в том, на нашу позицию наехал немецкий танк, он развернулся на пушке, и меня засыпало. Но далеко враг уйти не смог – танк подорвали гранатой. Рассказывали, что меня не выкапывали, а сразу вытащили за торчащие из земли ноги. И когда тянули, то вся кровь по мне размазалась, да ещё и земля попала в нос и в рот. Так что меня сочли погибшим и положили рядом с убитыми. То, что сейчас рассказывают об оказании первой медицинской помощи, проверка дыхания и тому подобное – на войне никто этого не делал. Единственный верный способ определить, жив человек, или нет, был один – если трогали за ноги убитого, то они были окоченевшие. А мои ноги взяли – они теплые и болтаются, значит, я был ещё жив. Подробностей совершенно не помню, вроде бы я ненадолго пришёл в сознание, когда меня погрузили на плащ-палатку и отнесли в госпиталь. Очнулся уже в палате. После контузии я немного потерял слух, с возрастом стало ещё хуже, сейчас, сам видишь, очень плохо слышу. Вернулся в свою часть, но в боях больше не довелось участвовать.
Что могу сказать напоследок о войне? Бывало так, что мы бежали от немцев, но в конце войны больше они от нас драпали. Хотелось бы только одного – чтобы все понимали, что советское наступление велось вовсе не так бравурно, как писали многие наши военачальники в своих мемуарах, и победа нам досталась далеко не простым и лёгким путём. К примеру, один я сам по себе ничего бы не смог сделать, а вот все вместе мы смогли разбить даже такого сильного врага, как немцы. Таково мое разумение.