Чуть раньше, чем загрохотали пушки, "Баку" выпустил торпеды. Это произошло около 23:22, как только цель вошла в прицел. Увы, планировавшийся восьмиторпедный залп оказался ополовинен - снаряды вышли только из аппарата №1. У аппарата №2 из-за срабатывания ординарного контакта оказалась разомкнута электрическая цепь. По-видимому, это стало результатом произошедшего несколькими секундами позже первого артиллерийского залпа лидера. В принципе на этот случай личный состав был готов выпустить торпеды, используя местное управление аппарата, но не получил на это соответствующего сигнала- "ревуна". Стоявший рядом с командиром БЧ-3 электрик после боя уверял, что он нажал кнопки обоих ревунов, но находившиеся у аппарата №2 пятеро краснофлотцев в один голос утверждали, что никакого сигнала не слышали, и в конечном итоге поверили им.
При составлении отчета командир БЧ-3 Бардин рассчитал, что с учетом того, что вышли только четыре торпеды, перекрыв 9-градусный торпедный сектор, то при дистанции до цели в 20 кбт, фактическом угле упреждения в 7 град и ходе цели со скоростью 8 плюс-минус 1 узел, вероятность попадания составляла 46%.
Фактически же до цели было по меньшей мере 26,5 кбт (согласно отчета командира БЭМ; согласно отчету БЧ-2, при стрельбе на дистанцию 28 кбт снаряды падали недолетом) и шла она заметно быстрее. Произошло то, что и должно было произойти - торпеды прошли за кормой "Скагеррака", причем две из них взорвались при ударе о прибрежные скалы.
На "Баку" были иного мнения о результатах явно неудачно произведенной стрельбы. Спустя 2-3 минуты после выстрела в разгар артиллерийской перестрелки Бардин увидел у борта цели "белый взрыв с туманообразным столбом, по которому велась артиллерийская стрельба". Это плохо вяжется с показаниями других участников об условиях наблюдения на этом этапе боя, но в то, что торпедного попадания удалось добиться, в штабе бригады не сомневались.
В 23:22:30 "Баку" открыл артиллерийский огонь по третьему силуэту (несомненно, "Скагеррак") из пяти орудий главного калибра, 76-мм орудия левого борта и трех 37-мм автоматов. Курсовой угол цели при этом составлял около 70 град, но благодаря большой скорости лидера пеленг быстро переходил на корму, а дистанция увеличивалась. С момента открытия огня командир БЧ-2 Измайлов находился у левого ночного визира и лично руководил наводкой. Согласно его донесению первый залп лег по целику верно, но с недолетом, второй - также с недолетом, а третий офицер не наблюдал, поскольку ему из-за шума пришлось отвлечься на продолжительное время на передачу команды. Места падения четвертого залпа Измайлов рассмотреть не смог, но посчитал его либо перелетом, либо накрытием. В подтверждение на обстреливаемом транспорте были замечены "клубы черного дыма и белого дыма (с чуть бардовым оттенком на мгновение)". После этого по решению самого Измайлова огонь был перенесен на "второй транспорт", которым, исходя из ордера немецкого отряда, являлся тральщик М-303. Условия стрельбы по нему были намного хуже, чем по "Скагерраку" в начале боя. Во-первых, пеленг успел переместиться к корме, а дистанция заметно возросла. Во-вторых, противник вовсю вел ответный огонь, что сразу ухудшило условия наблюдения. "Светлая "шапка", - как указывалось в заключении штаба СФ, - создававшаяся от трассы снарядов с обоих сторон, сразу ухудшила видимость цели". В-третьих, наводку затрудняли выставляемая противником дымзавеса, дымы и пар иного происхождения. По признанию Измайлова, он "падений также не видел, скоро не видел целей совсем, кроме вспышек и дыма". Дымил сам "Баку" - из-за отсутствия тренировок в развитии самого полного хода мазута подавалось больше, чем нужно, и тот сгорал в форсунках котлов не полностью. Кроме того, из-за сотрясений от артогня открылись аварийные люки кочегарок, откуда клубами повалил пар. В-четвертых, как снежный ком росло число накладок, вызванных технической неготовностью корабля и психологической неготовностью экипажа к морскому бою. На этом моменте хотелось бы остановиться подробней.