Арсений и Андрей Тарковские. Родословная как миф

В 1974–1975 годах, уже имея мировое признание, его сын Андрей работает над фильмом «Зеркало», первоначальное название которого «Белый, белый день» было строкой из стихотворения его отца, связанного, в свою очередь, с тенью Александра Карловича Тарковского.

Отец стоит на дорожке
Белый-белый день.

Их отношения, по сути, изменились давно. Они не только отец и сын. Они не только род Тарковских. Они равнозначные творцы, их дыхание сливается в рожденной новой художественной форме киноленты «Зеркало». Арсений Александрович читает сам в фильме свои стихи «Жизнь, жизнь» 1965 года.

Судьбу свою к седлу я приторочил;
Я и сейчас, в грядущих временах,
Как мальчик привстаю на стременах.

Тайна общей жизни-бытия, мать как центр, намагничивающий все: и прошлое отца, и будущее сына. «Судьбы скрещенье» уже не в проходящем времени жизни, но в вечном искусстве. Исключительный финальный, прекрасный и светлый реквием роду Тарковских. В киноленте «Зеркало» Андрей снимает и Марию Ивановну.

В 1979 году Мария Ивановна скончалась от рака и похоронена на Востряковском кладбище. Она дожила до поэтической славы Арсения, режиссерского восхождения Андрея, до внуков Арсения и Михаила, сына Марины, которого успела понянчить. Ее жизнь никогда не была в бытовом смысле богата, но всегда внутренне полна.

В 1969 году Арсений пишет стихи:

Хвала измерившим высоты
Небесных звезд и гор земных
Глазам – за свет и слезы их!
Рукам, уставшим от работы,
За то, что ты, как два крыла,
Руками их не отвела.

Стихи без прямого посвящения, но хотелось бы верить, что они обращены к Марусе.

Не белый голубь – только имя,
Живому слуху чуждый лад,
Звучащий крыльями твоими,
Как сорок лет тому назад, -

т. е. в 1929 году.

Ровно через десять лет после смерти Марии Ивановны, в 1989 году, умирает Арсений Александрович.

Тема смерти – оборотная сторона темы Вечности. Масштаб – соотнесенность себя со Временем. Жизни при жизни, в истории и после смерти. Слова: «…поэзия – не пустая забава, а дело, следствием которого порой служит ранняя физическая смерть и духовное бессмертие» – в статье Арсения Тарковского о Байроне относятся сразу и к антитезе физической смерти – бессмертию поэта, и довременной смерти Андрея Тарковского – художника, философа, поэта.

Арсению Александровичу пришлось пережить и смерть сына. Андрей умер в Париже в ночь с 28 на 29 декабря 1986 года. Удивительно то, что Арсений Александрович, любя и понимая уникальность Андрея, ни на минуту не был за него спокоен, как бы предчувствуя трагедию. Друг семьи Тарковских Марина Аграновская написала:

Вскоре он (Андрей) пригласил нас посмотреть свою курсовую работу – «Убийцы» по рассказу Хемингуэя. (Замечу, это был 1965 год.) Такого кино мы еще не видели. Были потрясены мастерской этой работой. Впечатление, что фильм сделал зрелый режиссер, человек, проживший долгую жизнь. Домой нас везли Тарковские, и Арсений сказал на наши восторженные комплименты: «Бедный Андрюша, трудно ему будет, очень трудно… Ведь он не отступится от своего видения мира, а ОНИ будут его ломать…» Так и было – не отступился и ломали, но не сломали…

В нем жил страх за то, что будет дальше, после премьеры («Андрей Рублев»), страх отца и гражданина своей страны. Он знал, что будет дальше! И не ошибся ни разу…[36]

Это был страх отца за судьбу гениального сына, т. е. страх, помноженный на страх.

После премьеры «Сталкера» Арсений Александрович в разговоре с Михаилом Казаковым, которого очень любил, сказал о фильме:

«По-моему, это гениально», – как само собой разумеющееся, и, помню, что это меня не раздражило, а даже умилило.

«Имеет право!» – подумал я.