На четвертом этаже их действительно уже ждали. Теперь уже другой врач — высокий и худой — начала давать свои указания. Мать Арта завезли в палату, где уже было занято две койки.
— Так, перекладываем, — скомандовал худой медик. — Осторожно! Осторожно же!
Светлана Евгеньевна оказалась, наконец, на больничной койке. Высокий оглядел ее скептическим взглядом, поморщился, почесал затылок, а потом, глядя сверху вниз на Олю, деловито заговорил:
— Сразу видно, что удар был по полной программе. Обширный инфаркт — сто процентов. Сейчас снимем все показатели, кардиограмму сделаем. Но я вам и так все скажу. Вернее, уже сказал. Сестра дежурная в конце коридора у нас. Советую зайти, чтобы ночью самой спокойно спать, а не дежурить тут. Она сама вам все скажет. Меняются они через день, так что лучше не забывать с ними общаться. А инфаркт обширный — это как пить дать.
— Сколько она здесь может пролежать, — перебила его Оля.
— Месяц может легко. Конечно, можете хоть через неделю домой, но все равно сиделка будет нужна. Если понадобится, то я вам скажу куда обратиться. Наши сестры — отличные специалисты. На дому тоже работают. Ко…
Он хотел еще что-то сказать, но это слушать Оле было уже совсем не интересно. Она быстрым шагом направилась по коридору в сторону кабинета дежурной сестры, которой, по всей вероятности, тоже предстояло отстегнуть за милосердие.
— Можно? — она, предварительно постучав, открыла дверь кабинета.
— Можно, — не поднимая глаз от листа бумаги, на котором она что-то писала, ответила сестра. — Что вы хотели.
— У меня здесь…родственницу положили, я бы вас хотела попросить последить за ней ночью. Ну, чтобы все в порядке было.
Оля положила на стол несколько сотенных купюр.
— Послежу, конечно, — улыбнулась дежурная сестра. — В какой палате, фамилия как?
Оля назвала номер палаты и фамилию Крыловых.
После она вернулась в палату, дождалась возвращение Высокого, как она про себя окрестила врача, задала ему еще несколько вопросов и поехала домой. Ей был нужен отдых.
В голове было пусто. Абсолютно пусто. И в душе тоже. Она пыталась прислушаться к себе, понять, что чувствует. Но ничего не получалось. Внутри словно все умерло. Организм функционировал по-прежнему, но эмоции улетучились. Все стало все равно. Безразлично.
«Что воля, что неволя…», — пришло ей на ум.
В метро она рассматривала скучающих людей, которые куда-то ехали, каждый со своими мыслями, со своим грузом. Кто-то из них улыбался, кто-то грустил. Все это можно было прочесть на их лицах…
— Ты чего печальная такая, красавица? — услышала она где-то сбоку, не поняв сначала, что это говорят ей. Но голос настойчиво продолжил:
— Гордая? Это правильно — женщина должна быть гордой.
Она повернула голову и увидела рядом с собой невысокого кавказца с добрыми глазами, весело горящими под низко надвинутой кепкой. Выглядел он прилично — вроде не торгаш с рынка.
— Да какая я гордая? — Оля отвечала машинально. Ей, в сущности, было все равно, с кем и о чем говорить.
Кавказец улыбнулся.
— Я смотрю, настроение у тебя не очень хорошее?
Последние слова заглушил шум поезда, пришедшего на соседний путь. Оля не расслышала, а потому переспросила:
— Какое?
— Печальное. Случилось что-то? Знаешь, у нас на Кавказе говорят, что свою беду каждый переживает в одиночестве, но выбирается из нее с помощью хороших людей.
Оля пожала плечами:
— Мы не на Кавказе, слава богу.
Поняв, что прозвучало это не совсем корректно, она хотела поправиться, но потом передумала — сил на это не было. Пусть думает, что хочет. Не до него. И вообще, чего он привязался? Что ж за люди-то такие?
— Я не расположена к беседам. Извините, — сказала она и отвернулась.
Кавказец проехал еще пару станций и вышел. Перед тем, как двери закрылись, он бросил прощальный взгляд на Олю, которая поспешила отвести глаза.
Черные туннели метро, мелькание станций, мелькание лиц — все было сном. А где-то внутри потихоньку начинало пробуждаться что-то страшное, что-то, грозящее обернуться настоящей катастрофой, несущее великую беду. Она чувствовала это. Ощущала каждой клеткой своего тела. И это нечто, словно ребенок зрел в ее теле, но только с какой-то пугающей скоростью.
Месяцы сжимались в дни, дни в минуты, а минуты в секунды. Быстротечность времени нарастала. Поезд мчался быстрее, а стены туннеля за мутным стеклом с рекламой какого-то магазина сливались в единое полотнище, которое черным саваном накрывало состав.
Следующая станция…осторожно…следующая станция…осторожно… И так до бесконечности.
Она поняла, что время пришло. Что наступил последний отсчет. Плод созрел и рвется наружу, разрывая ее плоть. Ее затрясло. По телу прошел озноб
Пять…
Четыре…
Три…
Два……
Один…
Она больше не могла стоять. Упав на колени, Оля обхватила голову руками и закричала.
Это пришло осознание.
Глава 19
Дышать было трудно. Пот ручьями тек по телу Арта, делая его липким. Преодолевая отвращение и мечтая о душе, Арт бежал за Катей, которая, как он понял, не плохо ориентировалась в этом странном незнакомом мире.