Читаем Арт-пасьянс полностью

Петровка, 38. Скромно обставленный кабинет генерал-подполковника Знаменского. На полу потертый персидский ковер. В центре скромный письменный стол орехового дерева в стиле Людовика XIV, выполненный руками народных умельцев колонии строгого режима имени Мейерхольда. В углу старенький цветной телевизор японской фирмы «Джи-ви-си» с дистанционным управлением. Над столом акварельный портрет Ульянова кисти Евгения Симонова. За столом сидит следователь по неособо важным делам Знаменский и, криво усмехаясь, читает журнал «Театр».

Входит мало изменившийся майор Томин.

Томин (как всегда бодро). Паша, привет. Что читаешь?

Знаменский. Последний номер журнала «Театр».

Томин (ликуя). Неужели последний?!

Знаменский. К сожалению, нет. Никак не могу выйти на подпольную типографию. Ведь кто-то же печатает вот эту гадость.

Томин. Да… Хуже самогонщиков. Добро бы еще один журнал, а то ведь у них целая организация.

Знаменский (порывшись в архивах). И название какое-то дурацкое – СТД.

Томин. А что это может означать?

Знаменский. Трудно сказать. Наверное, что-то вроде коза ностры, или того хуже – ВТО.

Томин (нервно икнув). Об этом лучше не вспоминать. Вот мерзавцы. А типография подпольная их печатного органа существует уже пятьдесят лет и накрыть мы их никак не можем.

Знаменский. Ну ничего. У меня тут в изоляторе один субъект завалялся. Проходит по делу о Малой Бронной. Слыхал?

Томин. Как не слыхать. Дело-то мокрое.

Знаменский. Вообще вся эта мафия, ошалев от гласности и демократии, опираясь на простых трудовых мафиози, убрала главарей Пушкинской, Гоголевской и Вахтанговской шаек.

Томин (мрачно). И в шайках перестройка.

Знаменский. Распоясались. А одна академическая шайка раскололась на две неравные части. И во главе одной из них стоит мужик по кличке Три Тополя, а во главе другой – женщина с кличкой Плющиха. Понял?

Томин (делая вид, что понял). Понял.

Знаменский. Сейчас увидишь одного типа. Жулик мелкий, противный, мерзкий, кличка Театровед. Сейчас я его вызову. (Нажимает кнопку дистанционного управления телевизором.) Введите задержанного.

Открывается дверь, и в комнату как-то боком входит человек неопределенного возраста, пола и социального происхождения. Он мелко дрожит и мнет в руках Устав Союза театральных деятелей.

Знаменский. Что это у вас в руках?

Театровед. Да ничего хорошего.

Знаменский (взяв у него бумажку, читает). Да, действительно ничего.

Томин. Садитесь.

Театровед. Спасибо, успею.

Томин. А ну, поворотись-ка, сынку. Экой ты Швыдкой какой?

Театровед (испуганно). Я не Швыдкой. Вы мне это дело не шейте. У него на Малой Бронной свой агент по кличке Поляк.

Томин (добродушно). Шучу. Вижу, что не Швыдкой, а кто?

Театровед. Да я мелкая сошка, агент 00.

Знаменский. Какое имеете отношение к Генриху Боровику?

Театровед. К кому, к кому?

Знаменский. К Боровику.

Театровед. Вы это на какой фене ботаете, начальник? Ежели за грибы, то я знаю, что маслята – это патроны, а Боровик это что? Пугач, что ли, или обрез?

Знаменский. Для кого пугач, для кого драматург. А для кого и просто – шеф.

Томин. Оставь его. Боровик отпадает. По моим сведениям, он почуял за собой хвост и смылся.

Знаменский. Куда?

Томин. В Комитет защиты мира от журнала «Театр».

Знаменский. Кто же теперь хозяин этой малины? (Обращаясь к Театроведу.) Ну, колись. Иначе тебе вышка грозит.

Театровед. Вышка не у меня. Вышка теперь у Мюллера. Он у них звание «народного» получил. Выше не бывает.

Томин. Кто такой Мюллер?

Знаменский. Это кличка. Настоящая фамилия – Броневой.

Томин. Это тот, кто получил за роль гестаповского палача орден.

Знаменский. Железный крест?

Томин. Да нет. Орден Трудового Красного знамени.

Театровед (усмехнувшись). Этот орден теперь отдали журналу «Театр».

Знаменский. Железный крест?

Театровед. Да нет, Орден Трудового Красного знамени. Их журнал «Театр» теперь под колпаком у Мюллера.

Знаменский. Наоборот. Это Броневой под колпаком у журнала «Театр».

Театровед. А журнал «Театр» под колпаком у Салынского.

Знаменский (быстро). Откуда эти сведения?

Театровед (перебирая «камешки на ладони»). Пошла молва от одной «барабанщицы».

Томин. Ее зовут Мария?

Театровед. И это знаете… (Пытается проглотить камешки.)

Томин. Выплюньте. Вы нам еще нужны. Нам надо выйти на самого главного. Где его хаза?

Театровед. Знаю только, где по вечерам собираются его телохранители.

Знаменский. Адрес?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии