Арт-терапия. Учебное пособие

В работе «Философия тела» М. Эпштейна исследуется телесное бытие «человека осязающего», рассматривается содержание предмета, так называемой «хаптики». «Хаптика (haptics) – наука об осязании и прикосновении, о коже как органе восприятия и творчества, о тактильных формах деятельности и самовыражения», – отмечает М. Эпштейн (Эпштейн, 2006, с. 16). Благодаря способности к осознанию человек посредством широкого спектра чувств, возникающих от впечатления об ощущениях прикосновения, давления, тепла, холода, боли и др., определяет для себя форму, размеры, свойства и прочие характеристики предмета, на который направлено конкретное движение. Именно они в большей степени и определяют форму, характер и структуру этого движения и, собственно, делают его конкретным. В отсутствие предварительного опыта тактильного чувствования интенционируемого предмета субъект действия не способен осуществить выстраивание стратегии движения по отношению к нему.

Для того чтобы уточнить роль «Я» в генезисе конкретного движения, исследуем связь движения с аффектом, представляющим собой пограничное состояние психики. При аффекте человек способен действовать как по отношению к Другому, так и по отношению к себе. По мнению Х. Плеснера, «смех и плач представляют собой „осмысленно ложные реакции“ (человека. – В. Н.) на невозможность найти правильное отношение между личностью и ее телом» (Плеснер, 2004, с. 335). Но если происходит разрыв между «Я» и телом, возможно ли осуществление конкретного движения?

Вопрос может быть поставлен иначе. Каким образом человек действует в состоянии аффекта – на чувственном или на рациональном уровнях? Например, если в отношениях с представителем другого пола человек испытывает чувство «растворения» в объекте своего внимания, способен ли он выполнять конкретное движение? По-видимому, да, если аффект не лишает субъекта способности к рефлексии. Конкретное движение направляется на объект, который знает субъект; в данном случае этим «знанием» обладает тело.

Но можно ли говорить о способности выполнять конкретное движение человеком, находящимся в состоянии транса, которого он достигает усилием воли при «нейтрализации» деятельности рассудка? В состоянии транса не только исчезает образ «Я», но и изменяется восприятие своего тела: «Я» как личностное ядро трансформируется в «не Я», тело «исчезает» из поля видения сознания. Но индивид, находящийся в состоянии ментальной «тишины», продолжает воспринимать себя посредством ощущений, приходящих от тела.

Однако процесс входа в транс и выхода из него человек осуществляет сознательно. Тело для него является источником знания своего целостного состояния. Описывая чувства, испытываемые в глубокой медитации, нейрофизиолог Дж. Лилли отмечает, что в состоянии транса он способен был наблюдать со стороны, как отдельно существует его ум, мозг и тело (Торчинов, 2005, с. 394). Стало быть, при трансе человек способен «отчуждать» от себя свою субъективность, свою телесность, оставаясь при этом самим собой. Ориентиром для путешествия в аутентичном пространстве чувств остается для него собственное тело. Но так как субъект продолжается осуществляться контроль за телесными функциями, то можно сделать вывод о том, что тело остается осознаваемым объектом, потенциально способным на выполнение конкретного движения.

По-видимому, можно допустить мысль, что знание, получаемое посредством интуитивного исследования собственного тела, объективно, так как оно отражает данное мне «здесь и сейчас» чувство своей целостности. Речь не идет о точности интерпретации получаемого опыта постижения себя; «истинность» моих чувств невозможно оспорить, так как никто другой не способен переживать то, что дано мне в моем теле посредством моего тела. Мое знание себя объективировано относительно внешней среды, поскольку пребывание в ней позволяет мне осуществлять акт созерцания себя, т. е. моей внутренней среды. Обе среды образуют единое пространство моего бытия. Ложное восприятие внешнего мира не позволило бы мне войти в состояние транса, и оно не может быть иррелевантным относительно моего восприятия «внутреннего мира», так как оба мира соединимы во мне, в теле.

Но, как уже отмечалось выше, конкретное движение связано с намерениями, вызревающими в сфере сознания. Форма его телесного выражения определяется отношением к объекту, на который направлено сознание, знанием этого объекта в сополагании с условиями пребывания самого субъекта. В состоянии транса человек сохраняет способность к осознанию себя в отношении как к своему «внутреннему» психическому пространству, так и по отношению к «внешнему» предметному миру. Но восприятие последнего «схватывается» вне деятельности рационального мышления.