Артамошка Лузин

Артамошку схватили за ворот чьи-то руки-клещи и подняли на воздух. Слетел малахай, и рыжие Артамошкины волосы вздыбились копной. Перепуганные глаза его встретились со злыми глазами разъяренного человека. Артамошка глянул человеку в лицо, голубые глаза человека расширились, руки бессильно опустились, и, пятясь назад, он закрестился. Артамошка вытянулся и смущенно сказал:

- Тот... Тот и есть!

Артамошка ближе подошел к незнакомцу, пристально всмотрелся:

- В Иркутском городке бывал?

- Бывал.

- Не тебя ль били смертоносно купцы Парамоновы?

- Били, били... Но какие купцы, мне то неведомо.

- Сенька! - надрывался чей-то охрипший голос. - Хватай!

- Хватай! - орали со всех сторон.

Артамошка увидел, как волокут перепуганного Чалыка, и бросился к нему:

- Пустите, то мой брат!

Опешили люди, остановились. Сенька Косой вылетел вперед, ударил себя в грудь, сорвал с головы рваную шапчонку:

- Люди вольные! Парень - Иркутского городка беглец. Крещеная душа!

- Брешешь! - раздались голоса.

Сенька кричал:

- От его птичьего уменья жив я остался!..

Тут же, на кругу, поведал Сенька своим товарищам о том, как спас его от смерти птичьим пеньем Артамошка.

- Чей будешь и откуда? - спросил Артамошку высокий широкоскулый мужик с живыми, умными глазами и глубоким красным шрамом через весь лоб.

Артамошка подумал: "Однако, сам атаман".

- Артамон я, сын Лузинов, Иркутского городка жилец.

- Чей? - удивленно переспросил мужик.

- Лузинов!.

- Лузи-инов? - нараспев протянул мужик и топнул ногой. - Люди вольные, слыхали? А?

- Слыхали!

- Тятеньки моего изделье! - обрадовался Артамошка и показал на рукоятку ножа, который висел на пояске мужика.

- Этот парень либо оборотень, либо обманщик: сыном нашего атамана Филимона прикинулся.

- Единым разом дух вырву! - схватил за шиворот Артамошку высокий мужик. - Крещен?

- Крещен! - прохрипел Артамошка.

- Кажи крест!

Артамошка с трудом засунул руку за ворот, вытащил крест, показал. Вокруг послышалось:

- Крещена душа!

- А тот крещен? - указал мужик на свернувшегося в клубок, связанного Чалыка.

Артамошка осмелел:

- Лесной тоже крещен, - и, подскочив к Чалыку, быстро и ловко выдернул из-за пазухи Чалыка медный крест.

- И этот крещен! - удивились мужики.

Никто не заметил, что ловкий Артамошка из-за пазухи Чалыка вытащил свой же крест, который он до этого мигом сорвал со своей шеи и зажал в кулаке.

Артамошку и Чалыка привели к стружку с крутым носом и размашистым парусом. На высоком помосте возле кормчего стоял сам атаман вольной ватаги и сердито торопил людей. Атаман стоял без шапки, ветер трепал русые с проседью волосы, из-под расстегнутого ворота серой домотканной рубахи чернела волосатая грудь.

Филимон узнал сына; они обнялись.

- Артамошка, сынок!.. Эй, люди, дивитесь, какова встреча! В темной тайге сына повстречал! Не зря сполохи поздние горели на небе, сны в голову мне лезли приметные...

- Поздние сполохи, атаман, завсегда примета добрая: то к удаче, сказал Сенька.

- Удача моя, ватажники, тут, на груди. - Филимон прижимал к себе Артамошку, шершавыми пальцами трепал его кудлатую голову.

- Артамоном прозывается сын-то? Добрый мужичок! - шумели ватажники, собравшись в круг.

- А эта душа лесная откуда? - скосил глаза Филимон на Чалыка, сидевшего на земле возле сухой валежины.

- То, тятя, Чалык прозывается, мой кровный дружок, тунгусенок, воеводских казаков пленник...

Филимон оглядел Чалыка. Артамошка засуетился:

- Чалык, друг, подь-ка сюда! Не страшись, то мой тятя...

Смущенный Чалык прижимался к валежине, испуганно прятал глаза.

- А ну-ка, подь сюда! Вставай, вставай! - Филимон поднял Чалыка за плечи. - Ишь какой нарядный, расписной. Ладный тунгусенок. Хорош... Ну, обмолвись!

Чалык молчал. Тут только разглядел Филимон, что Артамошка наряжен в новые эвенкийские одежды: на нем лисья парка, кожаные штаны, красиво расшитые унты.

- В тайге клад Чалык отыскал. Лохмотья оставил, новое взял. Это по ихнему обычаю завсегда так делается.

- А дружка где нашел, сынок?

- Из Иркутского городка мы с ним убежали. Зоркие воеводские доглядчики не усмотрели. От воеводского житья соленого спаслись... Тяжкое то житье, тятя!

- А с мамкой что?

Артамошка вздохнул.

- Аль нет в живых? - затревожился Филимон.

- Померла... Хворость одолела...

- А брат Никанор?

- Убег!

- Куда?

- Не знаю, тятя...

Филимон голову опустил, присел на краешек помоста.

Плыли по небу белые облака, билась о борт стружка мелкая волна. Река тихо плескалась, нагоняя печаль. А печали у атамана и без того было много. Обнял он Артамошку, спросил:

- В воеводах иркутских кто ходит?

- Малолеток, а при нем правителем сын боярский Перфильев. Суров воевода. Малолеток-то для видимости, одна смехота с ним.

Усмехнулся атаман, выпрямился, рукой взмахнул, будто орел-птица:

- Отчаливай!

Ватажники опрометью бросились на корабли.

- Отчалива-ай! - прокатилось по реке.

Стружки быстро выстроились гуськом, гребцы враз ударяли веслами по воде. Попутного ветра не было, и стружки медленно плыли.

Артамошка долго рассказывал отцу о своем горьком житье, о своих злоключениях, о тяжком скитанье по тайге.