Артефакт

Но тут я, конечно, лукавил… Преимущество моего положения заключалось именно в знании, и, каково бы ни было это знание, оно давало мне некоторую степень свободы, недоступную другим, – свободу знать. Это была утешительная «медаль», с которой невозможно расстаться, никому нельзя показать, но она же и греет твое сердце. Однако мне очень не хотелось сводить «преимущества» своего положения к оборотной стороне этой медали – к ответственности. Ведь как ни крути, никто, кроме нас с Кеглей, не знал о происходящих с реальностью изменениях, по крайней мере, достоверно. И достоверность нашего знания заключалась не только и не столько в иммунитете, сколько в нашей возможности просто поверить в это знание, по настоящему допустить его, то есть – «быть внутри знания». Со стороны ведь оно было практически непроницаемо: я очень легко мог представить себе ситуацию, когда кто-нибудь рассказывает мне нечто подобное – поверил бы я ему, не пережив такого сам? Явно нет… Я и себя-то чуть в сумасшедшие не записал.

Но если никто, кроме нас, не был в это посвящен, то и вся ответственность за происходящее обрушивалась именно на нас – ей просто не на кого было больше обрушиться. Так что обольстительная надпись на медальоне не врала… но она вовсе не сулила нам власть над миром, а только ставила перед очень неприятным фактом: несмотря на нашу очевидную беспомощность мы обязаны были что-то предпринять, потому что только у нас была сама возможность предпринять хоть что-то. Помощи нам было ждать неоткуда…

Я застелил постель и отправился в душ, завернув по пути на кухню, где устроился ночевать Виталик, но его там не оказалось. Это меня насторожило: Кегля никогда не вставал раньше меня. Поэтому я прошелся по квартире и заглянул в комнату, где теперь жила Ирка, но и она пропала.

Предположить можно было что угодно – они оба были взрослые, вполне самостоятельные люди и могли исчезать, когда им вздумается. Однако наибольшие подозрения в связи с этой пропажей почему-то вызывал у меня древний кусок презренного металла, который невинно болтался на моей шее…

Я отдернул штору, выглянул в окно и замер. Вид мне открылся поистине фантастический. Улица была пустынна – ни одной машины, и лишь парочка пешеходов, не спеша бредущих по тротуару. Но меня больше заинтриговала финансовая сторона дела: вся улица за моим окном была усыпана деньгами. Ветер нехотя ворочал купюры, мел вдоль тротуаров, крутил и подбрасывал, как осенние листья. Глядя с третьего этажа, я, конечно, не мог поручиться, что это настоящие деньги: в наши дни любой недоумок, овладевший принтером, способен устроить подобное светопреставление. Но что-то мне подсказывало, что деньги все-таки настоящие. Так могли бы, вероятно, выглядеть последствия внезапной финансовой реформы, на фоне тотальной забастовки дворников… А еще за окном светило солнце… Вот только сигнал сети на моем мобильном напрочь отсутствовал…

Натянув джинсы и свитер, я спустился на улицу, подобрал несколько купюр и внимательно их рассмотрел. Деньги были настоящие. Я бы, конечно, решил, что все еще сплю, если бы не принимал подобных успокоительных решений уже раз пятнадцать за последние несколько недель.

С минуту простояв в оцепенении, я, наконец, опомнился и повел себя как подобает: принялся набивать карманы деньгами. В основном вокруг валялись сотенные, но встречались купюры и покрупнее. Иногда попадалась валюта, что напрочь перечеркивало идею о реформе, разве что реформа была интернациональной… Мимо меня прошел мужик, одетый вполне прилично, но почему-то босой. Глядя, как я распихиваю по карманам утренний урожай ассигнаций, он остановился, загадочно усмехаясь в усы, и елейным тоном процитировал вслух строку из Писания: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольное ушко, нежели богатому в Царствие Небесное»…

– Да я пока туда не собираюсь, – пожал я плечами. – У меня еще тут кое-какие дела…

Он насмешливо покачал головой и пошел дальше.

– Эй! А вы уже Туда, что ли? – окликнул я его.

Он обернулся, осенил меня крестом и двинулся своей дорогой.

«Значит, вот как теперь у нас», – подумал я, вспомнив, что рассказывал мне Кегля про крестные ходы в родной реальности. Тут, похоже, еще почище все оборачивается, чем у «адептов лжи». Здесь, видно, даже Истина имеется, только уж больно высокая… не дотянешься. По крайней мере с моим духовным ростом. Значит, и дома отсидеться не выйдет: «Пришла беда – отворяй ворота». Прав был Кегля… и насчет денег угадал…

А что делать-то?! К апокалипсису готовиться? Молиться? Каяться? Что?.. Здесь, похоже, все уже подготовились. Мужик этот босой определенно готов…

Я высыпал на асфальт только что нажитое состояние, и оно разлетелось по ветру, кружась и оседая на землю, – никому не нужный бумажный мусор… Мои грезы о затерянной в катакомбах реальности, позабытой всеми банковской ячейке, набитой сокровищами, – что могло теперь выглядеть нелепее?