Артефактор Гродецкий

Сдав оружие и услышав от тренера, что он тоже любит работать с шестом (потренируемся в паре, конечно), припустил в кафе. Одно то, что это — не харчевня, не трактир, не какая-то там забегаловка, а кафе, подразумевающее кофе, меня радовало. И первое впечатление оправдало радость: чисто, пахнет ванильно и кофейно, никаких мужиков с бабами и девушки в обслуживающем персонале с белыми фартучками. Жаль лишь, что ножки закрыты до носков башмачка, в этом мире, как и в нашем прошлом грудь оголяют, а ножки (самое лакомое для старого ловеласа) прячут.

Ребята уже заказали булочки с медом и большие чашки кофе. Они ждали только меня. За соседним столом увидел Валентина (Валентину), кивнул но не получил ответного кивка. Странно, потом выясню, какая блоха её укусила, в пути вроде и сдружились почти.

Кофе был бодрящий, поэтому я не сразу уснул. На новом месте всегда плохо спится: подсознание как бы выискивает опасность, пытается адаптироваться к непривычному. Но все же уснул. И погрузился в эротическое сновидение. Из детских собственных воспоминаний. Сперва невинно.

Как-то на уроке рисования учительница дала задания всем рисовать друг друга, кто кого хочет. Это было интересное задание, только не так просто выбрать, кого ты хочешь нарисовать?

Я повертел головой. Те, с кем дружил, сидели далеко и рисовать их было трудно. А тех, кто сидел близко, рисовать не хотелось.

Ближе всех на одной с ним парте сидела Наташа. Она с ним сидела с самого начала учебного года, потому что всех мальчиков рассадили в паре с девочками, чтоб они на уроках не баловались. Наташа была спокойная девочка, она была не жадная и всегда делилась с Ромкой бутербродами, а он делился с ней яблоками. Они спокойно жили вместе на одной парте.

Но ему никогда не приходило в голову рассматривать свою соседку. А теперь, решив, что он нарисует ее, я стал смотреть на девочку внимательно.

— Ты че уставился? — спросила Наташка. — Ты меня рисуешь, да?

— Ага, — сказал я.

Наташка почему-то немного покраснела и сказала:

— Тогда я тоже тебя рисовать буду.

И они повернулись друг к другу на парте и стали друг друга рисовать.

Я с удивлением обнаружил, что у Наташи румяные щеки, полные, будто слегка надутые, губы, густые брови и длинные ресницы. Что обнаружила Наташа в моем лице, сказать трудно, но она всматривалась в него внимательно и, даже, губку прикусила от старания хорошо его нарисовать.

Я нарисовал Наташины волосы, я всегда начинал рисовать людей с головы, нарисовал ее длинную косу, которая доставляла Наташке множество неприятностей, так как за нее было удобно дергать. Потом нарисовал лоб, брови и начал рисовать щеки. Я не пожалел розового цвета, так что щеки у Наташи получились, как большие яблоки.

Когда перешел к губам, заметил что у Наташки на верхней губе легкий пушок, как у персиков, когда их только купишь на рынке.

Я наклонился поближе, чтоб рассмотреть этот трогательный персиковый пушок и сам не заметил, как коснулся ее губ своими губами. Мне стало безумно приятно и я секунду промедлил, прежде чем отпрянуть.

Наташа покраснела еще больше, а ябеда Клавка, которая, как сова, всегда и все видела, закричала на весь класс:

— А Наташка с Гродецким целуются!

Наташа совсем наклонилась к парте. Я обернулся к ябеде, чтоб сообщить все, что о ней думаю, но тут понял, что он и в самом деле поцеловал Наташу прямо в губы. Как взрослый. И это было приятно, хоть и необычно.

И тут Наташка обхватила меня за шею и сильно прижалась в очередном поцелуе. Это был опытный поцелуй, а не десятилетнее прижимание губ к губам. Я почувствовал сладкие судороги в паху, а когда Наташин языка скользнул мне в рот, судорога стала единой и мощной.

Как же так, обрызгаю всю парту, подумал я, в свою очередь прижимая к себе девочку и нащупывая рукой её маленькие, упругие груди. И откуда у нее груди, вроде не было в том возрасте…

Я открыл глаза и автоматически зажег на ладонях огоньки, рассматривая лицо женщины, только что изнасиловавшей меня во сне.

— И как это понимать? — спросил, сдерживая ярость. — А если бы убил тебя спросонок?

— Ну меня, малыш, убить не так легко. Если ты в свою очередь снасильничаешь меня, то я умерю свой монарший гнев на твой острый язычок.

Естественно, что вслух просились весьма затейливые ругательства, но ум опытного мужика, чуть не дожившего до преклонных лет, заставил меня засмеяться.

— Да уж, представь мою жалобу в ректорат Академии: «Меня ночью изнасиловала принцесса темных эльфов, прошу её наказать». Ладно, придется воспользоваться твоим желанием, ну-ка, перевернись на спинку…

Не сказать, что был восхищен бурным сексом, так как эльфийка все время стремилась лидировать, к чему я не привык, но утром попрощались по-приятельски. Тело у принцессы было жилистое, почти худое, а кожа полностью покрыта орнаментом на лесные мотивы. Я пытался, лаская, водя пальчиком по линиям, найти конец или начало, но они напоминали ленту Мебиуса и не имели оных.