— Не надо, господин профессор, смущать меня. Вот над каким вопросом я всю ночь думал: ридий создается высочайшими температурами. А нельзя ли его создать в горне кузницы?
— Над этим вопросом ученые уже размышляли. Вот учится вам надо, Аллин, не хватает вам организованных знаний. Недостаточно огня горна для создания мифрила.
— А если этот огонь усилить, например поддувом активным?
— Не поможет, не удается развить нужную температуру. К тому же мы не знаем исходный материал, на который следует воздействовать пламенем.
— Белая глина, я исследовал этот вопрос. (Ну да, еще со школьной химии знаю, что алюминий, в связи с высокой химической активностью, встречается почти исключительно в виде соединений. Некоторые из природных минералов алюминия: глиноземы и бокситы). Из неё еще Павловский фарфор делают на землях князя Михаила Павлова. А над нагревом можно поразмышлять.
— Да, да, были такие сведения, что раньше добывали ридий из глины, обработанной пламенем драконов. Но как договориться с драконом? Да и перестали они в людские земли наведываться, обособились на острове под названием Австралия и никого к себе не допускают.
Профессор, не разделите ли со мной полдник, у меня новая кухарка — говорят что кудесница? Из «Веселой бутылки» переманил.
Профессор согласился и мы очень мило посидели за большим блюдом гуляша с репой и (трам-тарам!) свежеиспеченным хлебом. Хоть и не дрожжевым, но вкусным.
А потом вызвали извозчика и неспешно поехали в Академию, которая встретила нас ужасным известием — вожаку студенческой делегации оборотней оторвало обе руки.
— Восстановление конечностей займет месяца три, — задумчиво сказал профессор. — Бедный мальчик, как он теперь будет учиться?
А в коридоре пантера Харькова злобно прорычала, чуть коснувшись меня плечом:
— Р-р-р! Я знаю — это ты подстроил с вожаком. Отомщу, р-р-р-ргах.
Дни мои и раньше не были томными, но этот побил все рекорды. Меня прямо с лекции (целительская, всегда слушаю с интересом) вызвали к ректору.
— Ну-с, юноша, — сказал он грозно, — будем сознаваться?
В обширном кабинете, уставленным изящной (почти женской) венецианской мебелью кроме ректора сидели еще два человека. Профессор Ходос (он кивнул мне ободряюще) и неприметный человечек с лицом явного работника имперской СБ. (Почему-то у всех СБешников, КГБешников, НКВДешников и прочей шушеры лица неприметные и поганые до нельзя).
— В чем, Ваша Светлость?
Ректор столичной Имперской Академии — княжеская должность!
— А то вы не знаете?
— Все он знает, — вмешался особист. — Знает и понимает. Столько раз подарком её Высочества пользовался, что мы уже устали донесения фиксировать.
— Всего три раза, — невозмутимо парировал я. — Так мне принцесса его для того и дала, чтоб я в трудных ситуациях как бы пользовался её высоким покровительством. Это ваша служба отделалась двумя тысячами, — я повернулся к ректору и профессору, — представляете — оценили жизнь дочери императора в две тысячи золотых! Так что вполне законно я колечком императорским пользуюсь!
Ректор как-то иначе взглянула особиста, перевел внимание на меня:
— Придется вернуть, начальник СБ настаивает.
— А принцесса об этом знает?
— Ну ты и наглец! — возмутился человечек, оказавшийся представителем могущественного начальника СБ. — Скажи спасибо, что мы так долго твои бесчинства терпели.
— Я — дворянин, — повысил я голос. — Потрудитесь соблюдать приличия и не тыкать.
— Вы тут выступаете в роли инкогнито, так что особых приличий не заслуживаете. Кто вы на самом деле?
— А что, начальник не осведомил свою шестерку с кем придется иметь дело? А шестерка и щеки раздула. Я — сын Светлейшего князя Михаила Павлова, Аллен Павлов. И то, что предпочитаю в Академии не привлекать к себе внимание, никак уж не касается рядовых членов СБ. Я же тебя, тварь безродная, могу прямо тут заколоть и ничего мне за это не будет. А ты мне хамишь, условия диктуешь, пыль навозная!
Я не просто разозлился. Я просто до печенок прочувствовал, что я — княжий сын, представитель высокого рода. А простые люди с их медленным и стандартным мышлением, с их нечистой кровью и малыми правами на земле Империи для меня действительно — пыль на дороге.
СБешник видимо растерялся. Он соскочил со стула, поклонился залепетал:
— Простите, Ваша Светлость! Клянусь богом — не знал, не ведал. Просто исполнял поручение. Я — маленькая сошка.
Я не стал слушать, повернулся к ректору.
— Господин Иванов, — обратился как к равному, — прошу не раскрывать мое инкогнито. Я могу идти?
— Да, Аллин, идите на лекцию. Я разберусь с этой проблемой. Но ежели сам император потребует, придется вернуть…
Возвращаясь в аудиторию я опять столкнулся с Харьковой. В коридоре никого не было, поэтому взял её за предплечье, включив первое ускорение, и сказал:
— Послушай, баронесса. Мне очень жаль, но я не при делах. Эта баронесса Короткова сама все затеяла, она и меня пыталась подставить, ну ты же видела. Если хочешь — пошлю своих людей её убить. Только перестань на моем пути появляться, пакости строить, иначе вынужден буду принять жестокие меры.