Артем Гармаш

— Что пока? — нахмурился Артем, догадавшись, что тут не обошлось без Мегейлика.

Мария Дмитриевна не стала скрывать. Да, именно он первый забеспокоился по этому поводу. Будто бы при нем Лиходей в разговоре с тем своим приятелем сказал, что вскоре немцы будут леса те прочесывать.

— «И в селах лесных и что под лесом, говорит, очень неуютно будет!» Вот почему я…

— Нет, Мария Дмитриевна, это не выход, — вздохнул Артем, очень расстроенный известием.

— Почему не выход?

— Да Христя и сама не пойдет на это. Чтобы не ставить меня в трудное положение. Ведь не у всех жен красноармейцев и партизан есть где-то на стороне родня, где можно отсидеться. Иной путь нужно искать…

И не стал больше терять времени, тепло поблагодарил хозяйку за все и пошел со двора.

XIV

Когда Артем вернулся на кладбище, Сереги еще не было. Днем они вместе пошли в город: Артем — повидаться с Таней, а Серега — к себе домой. Он утром вдруг решил идти вместе с Артемом в село. Хоть до полдороги проводит. Все же вдвоем сподручнее и выбираться из города, да и в дороге. Кроме того, где-нибудь в глухом селе на обратном пути выменяет сала кусок иль пшена мешочек — на барахлишко, что мать найдет, может, у себя в сундуке. Вот дома и задержался.

Но на этот раз Артем был даже рад случаю побыть одному. Прошлой ночью они с Серегой, удрученные событиями в городе, до самого рассвета глаз не сомкнули, сначала в невеселой беседе, а потом, утомленные вконец, молча ворочаясь с боку на бок на твердом полу в колокольне, куда их снаружи загнало соловьиное щелканье, звеневшее в ушах, не дававшее уснуть. А встали, как и всегда, только-только солнце выкатилось из-за городских домов. И Артем сейчас чувствовал потребность заснуть хотя бы на час — перед дорогой.

Он прошел тропинкой меж могильными холмиками к буйным зарослям отцветшей уже сирени и прилег на траву, на согретую солнцем землю. И заставил себя уснуть. Но сон был неглубокий, тревожный. Приснился ему снова, как и вчера днем, Невкипелый Тымиш. Только на этот раз приснился не мертвый, а живой, каким запечатлелся в памяти в последнюю встречу с ним в экономии, куда Артем пришел попрощаться с Остапом и своими близкими друзьями перед своим неожиданным отъездом из села с Данилом Коржем.

Разыскал Тымиша возле воловни. Здесь больше толпилось людей и особенно громкий стоял крик. Ведь скотнику каждый раз приходилось иметь дело не с одним хозяином, как конюху или чабану, а одновременно с четырьмя «компаньонами» на каждую пару волов. А среди четверых непременно оказывался, а то и не один, крикун отчаянный. Поэтому сдержанный, спокойный, но, когда нужно, твердый, как кремень, Тымиш был здесь сейчас как нельзя более на месте. Даже не повышая голоса, он мог остановить крикуна: «А погодь! Так чем же эта пара волов не подходит вашей кумпании?» Причины называли всякие, вплоть до таких мелочей, как стертая ярмом шея или то, что не одной масти. «А вам что, в подкидного ими играть?! Не привередничайте! А что староваты, так разве для кого другого они помолодеют? Давай, Омелько, кто там дальше по списку!» Когда Артем появился здесь, подошла очередь четверки, в которую входил и Остап. Все четверо уже протолкались к самым воротам загона и нетерпеливо ждали Омелька, отвязывавшего волов. Не успел он подвести их к воротам, как первый Остап возмущенно крикнул: «Да это же те самые! Где твоя совесть, Омелько?! Правый же подорванный! Разве не видно?!» — «А нужно было по совести дерево накладывать тогда, — сдержанно ответил Омелько Хрен, — вот и не подорвал бы. А кому ж их, как не тебе с Мусием, ведь тоже был тогда с тобой». — «А мы ж тут при чем?! Чего мы должны страдать?!» — взревели в два голоса Муха Дмитро и Скоряк Андрий. Поднялся крик. Еще немного — и, возможно, до драки дошло бы. Вот тогда и вмешался Тымиш. На этот раз немного повышенным голосом — тоном команды, такой привычной для всех недавних солдат: «Смирно! Что за ярмарка! Дайте сказать! — С трудом, но в конце концов ему удалось утихомирить возбужденных мужиков. Можно было уже говорить обычным голосом, без крика: — Мой совет таков: руби, Омелько, налыгач пополам. Один конец — Остапу с Мусием Скоряком, а другой — остальным двоим. — В этот момент увидел в толпе Артема. И у него невольно вырвалось: — Или как ты считаешь, Артем?»