Артем

Не обошлось и без происшествий. Не успели Артем и его друзья ступить на землю Австралии, как их попытались завербовать на работу в сахарную промышленность. Вербовщики обещали хорошую заработную плату, приличное жилье и другие блага. Не избалованные вниманием вновь прибывшие эмигранты с радостью были готовы принять столь любезное приглашение. Изголодавшиеся по труду руки торопили своих хозяев принять предложение сахарозаводчиков. Но Артему с его острым классовым чутьем в посулах вербовщиков что-то показалось сомнительным. Он тут же на пристани пошел к простым людям, грузчикам, и, пользуясь своим знанием английского языка, вскоре получил полную информацию о взаимоотношениях между трудом и капиталом в Квинсленде. В частности, Артем узнал, что рабочие сахарной промышленности бастуют, ведут упорную борьбу за улучшение условий труда и повышение заработной платы.

Артем с помощью представителей русской колонии поступил работать на железную дорогу. Ремонт и прокладка новых железнодорожных путей требовали большой физической силы и выносливости, но это и была та работа, в которой нуждался Артем. Чем труднее, тем лучше, тем быстрее он выветрит из памяти тяжелые переживания тюрьмы и ссылки.

Проходит немного дней, Артем постепенно втягивается в каторжную на первых порах работу.

«Здешние шпалы — что-то ужасное. Они тяжелы, как железо, лежат по 25 лет… Первые дни у меня минутами в глазах темнело. Я боялся одного — как бы не отстать. А в конце концов, дня через 3–4, я оказался едва, ли не самым сильным рабочим… Нас привезли трех: двух англичан и меня. Один англичанин сбежал, другой разбил ногу, остался из трех я один», — таким было начало трудовой жизни Артема в Австралии.

Артему не легко было уживаться с теми порядками, которые царили вокруг него. «Я везде хочу установить свой справедливый порядок. Здесь подобралась шпана, которая хотела бы выезжать на других, строить старших. Ну, я и поднял маленькое знамя восстания. Мой партнер, хороший парень, еще подобралось человека два, те меня молчаливо поддерживают, и я отбрехиваюсь. И иногда довольно ядовито…»

Артем везде остается самим собой. Куда бы его ни забросила судьба, нигде он не позволял обидеть или обмануть рабочего человека, жизнью которого он сам жил.

Не успев еще высадиться в Австралии, еще не оглядевшись как следует, Артем уже писал на родину Фросе Ивашкевич:

«…Я из России уехал лишь на время. И на очень короткое, быть может. Я вернусь, когда я почувствую, что я нужен.

Дыхание жизни русского рабочего движения не отлетело. Хотя, быть может, пульс и слаб… А в самом деле, что бы вы сказали, увидев меня в один прекрасный момент на одной из Ваших улиц? Впрочем, Вам придется этого подождать, ну, хотя бы до будущего года… Присылайте интересные книги, литературные сборники. Когда прочтете — в бандероль, и готово».

Живет Артем в 25 километрах от маленького городка Уорик, в 60 километрах от Брисбена. Живет на лагерном положении, в брезентовой палатке. Место живописное: глубокая котловина замкнута со всех сторон горными хребтами. Если подняться на близлежащие горы, то в самом центре котловины можно увидеть белое пятно — это и есть лагерь рабочих железной дороги. Угрюмые безлесные горы сторожат лагерь. Воздух в котловине тяжелый. Настороженную тишину долины только изредка прорезывает свисток паровоза, шум мчащихся поездов.

В южном полушарии в августе зима, но кругом зелено, хотя ночью бывают и заморозки. Днем же нельзя долго держать руку открытой на солнце. Как-то Артем пренебрег этим правилом и обжег обе руки. Но вот среди жаркого дня потянет ледяной воздух. То жаркие, обжигающие лучи солнца, то леденящий ветер — и кожа на руках рабочих трескается, появляются язвы. Чтобы избежать этого, Артем натирал руки машинным маслом, которое брал с паровоза, а позже нашел более удобным смазывать руки свиным жиром. «Руки все же трескаются, но мало, и нет язв», — отмечал Артем.

Вечером после тяжелого рабочего дня, когда утихает ветер и можно зажечь свечу без риска, что она тут же погаснет, Артем садится за походный столик и пытается писать письмо в далекую Россию. Где-то рядом развлекаются товарищи, один из них с завидным упорством бьет по солдатскому барабану, другой вот уже второй месяц пиликает на гармонике единственно известную ему песенку. Сегодня суббота, и в лагере довольно шумно. Но Артем умеет отключаться от окружающей его обстановки, этому искусству он научился в тюрьме. Вот и сейчас он не слышит ни боя барабана, ни пиликанья гармоники, перед глазами далекая Россия и близкие друзья. Письмо начинается в идиллических тонах.