Артемида

– Не выйдет, – ответил Дейл. – Понадобится несколько часов, чтобы научить тебя карабкаться по скобам в скафандре. Так что мне придется нести тебя сюда, а это займет время. К тому же ты не настолько сильна, чтобы чем-то серьезно помочь.

Вот и все. Дальше пути не было. Всего один вентиль решал судьбу двух тысяч людей. Возможно, нам удалось бы вернуться в город и спасти несколько человек, затащив их в убежища. Но скорее всего, было бы уже поздно.

Я огляделась в поисках хоть чего-нибудь, что можно было бы использовать, но поверхность Луны вокруг Артемиды можно описать словом «пустота». Реголит и пыль. Даже камня нет, которым можно было бы ударить по вентилю. Вообще ничего.

Дейл упал на колени. Я не видела его лицо через визор шлема, но по линии связи я слышала приглушенные рыдания.

Живот свело спазмами, и тошнота подступила к горлу. Глаза налились слезами. Горло разболелось еще сильнее, все-таки бразилец едва не придушил меня этой трубой…

И тут я поняла, что нужно делать.

По идее, я должна была впасть в панику от одной мысли. Сама не знаю почему, но вместо паники я почувствовала только внезапное спокойствие. Проблема была решена.

– Дейл, – тихо сказала я.

– Господи… – прохрипел Дейл.

– Дейл, я хочу попросить тебя кое-что для меня сделать.

– Что… Что такое?

Я вытянула трубу из-за пояса:

– Я хочу, чтобы ты передал всем, что я очень сожалею обо всем, что сделала.

– О чем ты говоришь?

– И передай отцу, что я люблю его. Это самое важное. Обязательно скажи отцу, что я люблю его.

Дейл встал:

– Джаз, зачем тебе эта труба?

– Нам нужен рычаг, – я взялась за трубу обеими руками, направив острый конец вперед. – И он у нас есть. Если эта штука не откроет вентиль, ничто не откроет.

Я подошла к вентилю.

– Но труба же внутри твоего шара… ох, нет! Не надо!

– Я скорее всего не выдержу до конца, так что тебе придется перехватить трубу и повернуть ее.

– Джаз! – Дейл протянул ко мне руки.

Нужно было действовать немедленно. Дейл не понимал, что делать. Я не могла его винить – трудно наблюдать, как умирает твой ближайший друг, даже если это во имя высшей цели.

– Дружище, я прощаю тебе все твои прегрешения. Пока-пока.

Я проткнула стенку шара острым концом трубы. Зашипел выходящий воздух – труба послужила соломинкой, через которую вакуум тянул из шара кислород. Труба стала быстро охлаждаться. Я нажала сильнее и продела трубу в колесо вентиля.

«Хомячий шар» растянулся и прорвался рядом с местом прокола. В лучшем случае у меня оставалось не более секунды.

Я со всей силы нажала на трубу и почувствовала, как поддался вентиль.

Законы физики немедленно показали, на что они способны.

Шар разорвался в клочья, и в следующую секунду я почувствовала, что лечу в пространстве. Все звуки исчезли. Ослепительный свет солнца заставил меня болезненно сощуриться. Воздух вырвался из моих легких. Я попыталась вдохнуть, легкие мои расширились – но воздуха не было. Странное ощущение.

Я опустилась на грунт лицом вниз. Руки и шея нестерпимо горели от солнечного ожога, остальное тело под одеждой тоже ощутимо поджаривалось, но не так быстро. Кожа на лице болела от обжигающего света. Жидкость в глазах и во рту начала закипать в вакууме.

Мир почернел, и я потеряла сознание. Боль исчезла.

«Дорогая Джаз,

По новостям передают, в Артемиде творится что-то странное. Передали, что всякая связь с городом прервана. Вообще никто не отзывается. Не знаю, что случится с моим сообщением, но хотя бы попытаюсь.

Ты там? Ты в порядке? Что случилось?»

Глава семнадцатая

Очнулась я в полной темноте.

Минуточку, подождите-ка: я очнулась?

– Почему я не умерла? – попыталась было я сказать.

– Аеу йа нрла? – Это то, что получилось на самом деле.

– Доченька, – это был голос отца, – ты меня слышишь?

– М-м-м…

Он взял меня за руку, но ощущение было странное, как будто чем-то приглушенное.

– Не… не вижу…

– У тебя повязка на глазах.

Я попыталась было сжать его руку, но мне стало больно.

– Нет, не пользуйся руками, – тут же сказал отец. – Они у тебя обожжены.

– Она вообще не должна была проснуться, – это был голос дока Рассел. – Джаз, ты меня слышишь?

– Насколько все плохо? – спросила я.

– Ты говоришь по-арабски, – ответила доктор. – Я не понимаю.

– Она спросила, насколько все плохо, – перевел отец.

– Выздоровление будет болезненным, но ты будешь жить.

– Не я… город. Что с городом?

Я почувствовала укол в руку.

– Что вы делаете? – спросил отец.

– Ей нужно спать, – ответила доктор Рассел.

И я уснула.

Весь следующий день я то приходила в сознание, то снова отключалась. Я помнила какие-то обрывки разговоров, какие-то тесты. Кто-то менял мои повязки, делал уколы. Я была в полусознании, пока они возились со мной, а потом опять проваливалась в небытие.

– Джаз?

Я что-то промычала.

– Джаз, ты не спишь? – это был голос доктора Рассел.

– Да?

– Я сейчас сниму повязку у тебя с глаз.

– Хорошо.

Я почувствовала прикосновение к своей голове. Она аккуратно размотала бинты, и я наконец-то снова могла видеть. Глазам стало больно от яркого света, но по мере того, как мои глаза привыкали к нему, я стала видеть всю комнату.