Артемий Волынский

Итак, вопрос о приватизации конкретных заводов, вопреки воле Волынского, решился всё же в пользу ставленника герцога. Но летом 1739 года Бирон также потерпел поражение — не сумел женить своего сына Петра на предполагаемой наследнице российского трона юной Анне Леопольдовне, племяннице императрицы. Намеченный девушке в женихи брауншвейгский принц Антон Ульрих ей не нравился; однако Бирон оказался интриганом неискусным — в этом отношении он всегда уступал Остерману. Саксонский дипломат Пецольд передавал, что герцог рекламировал мужские достоинства своего сына словами, «которые неловко повторить». На очередной бал Петр Бирон явился в костюме из той же ткани, из которой было сшито платье принцессы Анны. Брауншвейгский дипломат обиделся: «Все иностранные министры были удивлены, а русские вельможи — возмущены. Даже лакеи были скандализованы»^{412}.

С брауншвейгской фамилией Бирон справился бы, но на стороне глуповатого принца Антона оказались более опытные и опасавшиеся амбиций герцога особы — Волынский и действовавший на этот раз заодно с ним Остерман, а также австрийский посол маркиз Ботта д'Адорно. Князь Черкасский говорил: «…принц Петр человек горячий, сердитый и нравный, еще запальчивее, чем родитель его, а принц брауншвейгский хотя невысокого ума, однако человек легкосердный и милостивый». На Антона Ульриха работало и время. Чтобы сохранить корону за старшей ветвью династии Романовых, племянница обязана была представить старевшей императрице наследника, ведь брак Анны-младшей с иноземцем, не являвшимся российским подданным, делал ее собственное вступление на престол проблематичным. Сыну же Бирона было всего 15 лет. Поэтому в марте 1739 года начались приготовления к свадьбе мекленбургской принцессы с Антоном Ульрихом Брауншвейгским. В условиях цейтнота Бирон пошел ва-банк и предложил Анне Леопольдовне своего сына. Принцесса выгнала претендента и согласилась иметь дело с неказистым, но хотя бы бесспорно породистым женихом.

Уламывал ее на брак с Антоном Ульрихом как раз Волынский. Принцесса капризничала и жаловалась: «Вы, министры проклятые, на это привели, что теперь за того иду, за кого прежде не думала», — упрекая, что ее жених «весьма тих и в поступках не смел». Опытный царедворец галантно парировал укоры и разъяснял молодой женщине всю пользу ситуации, когда муж «будет ей в советах и в прочем послушен»^{413}. Анна Иоанновна от радости устроила пышные торжества. Проигравший Бирон в июле 1739 года должен был присутствовать на свадьбе фактической наследницы престола с немецким принцем, делая хорошую мину при плохой игре. Потом на следствии Артемию Петровичу припомнят его активность в этом деле.

Но в то время Волынский верил в свою звезду: дельный министр, бойкий придворный, краснобай, лошадник, охотник, он удачно вписывался в окружение Анны Иоанновны. Императрица, как рассказывал адъютант министра Иван Родионов, вроде бы даже скучала без него и зимой 1740 года жаловалась: «Я де хочю веселитца, а он де занемог». Но именно этим Волынский и был опасен Бирону, тем более что успешно «забегал» ко двору императорской племянницы, тогда как попытка герцога стать ее свекром потерпела поражение. Приятель министра, кабинет-секретарь императрицы Иван Эйхлер предостерегал его еще летом 1739 года: «Не очень ты к принцессе близко себя веди, можешь ты за то с другой стороны в суспицию впасть: ведь герцогов нрав ты знаешь, каково ему покажется, что мимо его другою дорогою ищешь».

Предостережения не подействовали — Волынский не скрывал радости от провала сватовства сына Бирона к Анне Леопольдовне, при удачном исходе которого «иноземцы… чрез то владычествовали над рускими, и руские б де в покорении у них, иноземцов, были»^{414}. Его не смущало, что брак мекленбургской принцессы и брауншвейгского принца трудно назвать победой «русских». Зато в будущем можно было рассчитывать на роль первого министра при младенце-императоре, родившемся от этого союза, и его неопытной матери, что было исключено, если бы принцесса породнилась с семейством Биронов.

Последняя опала

В середине июня 1739 года Остерман попытался устранить с поста обер-прокурора «конфидента» Волынского Соймонова, отправив его в Оренбург. Но Артемий Петрович отстоял Соймонова перед императрицей. В ответ тем же летом вице-канцлер организовал новую атаку на соперника с помощью обер-шталмейстера А.Б. Куракина: по инициативе последнего его подчиненные — «отрешенные» Волынским от должности за какие-то «плутовства» шталмейстер Кишкель и унтер-шталмейстер Людвиг — обвинили начальника Конюшенной канцелярии в «непорядках» на конных заводах. Так из-за двух безвестных немцев начался конфликт, который привел Волынского на плаху.