- В «Петрушке» она толк понимает, Анатолий Васильевич. Сам видел. Учиться балету - желание страшное. А про остальное не скажу. Спросите, Анатолий Васильевич, товарища Пепса: он давно ее знает по цирку.
- Товарищ нарком, разрешите доложить: Ляся будет велики артист, - положил Пепс руку на сердце и тотчас же опустил ее опять.
- Буду рад, если ваше предсказание исполнится, - кивнул Луначарский. - Хорошие артисты нам нужны не меньше, чем хорошие учителя, инженеры, ученые. Владимир Ильич не устает мне напоминать: «Искусство - для народа». А знаете, товарищ Пепс, мы ведь с вами в какой-то степени старые знакомые. Не то в девятом, не то в десятом году я от души аплодировал вам, когда вы с таким блеском положили на обе лопатки зазнайку Карадьё, французского чемпиона. В Париже это было, в цирке. Помните такой случай?
- Так точно, товарищ народный комиссар, помню.
- Вот видите. Там гастролировала тогда великолепная русская гимнастка Елизавета Горностаева. Фамилия-то какая… царственная…
- Это была моя мама, - сказала Ляся.
- Вот как! - воскликнул нарком. - Ну, если вы восприняли от своей матери не только ее красоту, но и талант, быть вам великой артисткой… А теперь, голубчик, - повернулся он опять к Пепсу, - извольте объяснить, почему вы не выполнили мою просьбу, почему не приехали в Москву?
- Я хотель приехать, товарищ народни комиссар, - жалобно заговорил Пепс, - я уже совсемь приехаль, но мой Артиомку схватил гетманец. Я поехаль отнимать Артиомку - и пошель Красная Армия.
- Кто такой этот Артиомка? - заинтересовался нарком.
Пепс как мог объяснил, опасливо поглядывая на Лясю. Рассказал он и о том, как писали молодые партизаны Луначарскому письмо и просили «определить Артемку к театральным профессорам в обучение на артиста в мировом масштабе».
- Ну, и нашли вы своего Артемку? - спросил нарком.
У Пепса задрожали губы.
Герасим пугливо оглянулся на девушку и тихо сказал:
- Нет, Анатолий Васильевич, парень, наверно, погиб. Его утопили белые…
Он опять глянул на Лясю и поморщился, как от зубной боли: девушка уронила голову на руки и беззвучно плакала.
- Да, да… - сказал нарком, поправляя пенсне. - Да…
Когда все поднялись, чтоб уйти, Герасим спросил:
- Так как же нам это оформить, Анатолий Васильевич?
- А зачем оформлять? - ответил нарком. - И Пепс и Ляся поедут в нашем вагоне.
- У Ляси отец здесь, тоже артист.
- И отца возьмем с собой.
Оставшись один, Луначарский долго ходил по вагону и пощипывал ус.
ЗОЛОТЫЕ ТУФЕЛЬКИ
Но Артемка не умер.
Неведомая сила распирала ему изнутри грудь и бросала его из стороны в сторону. Он не вынес боли, застонал и вцепился пальцами в какие-то веревки.
- Мычит, - сказал старый рыбак. - А ты, Ваня, говорил, что помер! Хватит качать.
«Я живой», - хотел отозваться Артемка, но из груди его вырвался только хрип.
- Что же с ним будем делать? - спросил Ваня.
- Вот в этом и вопрос, - поскреб старик бороду.
- По всему видать, он, батя, из-под конвоя бежал. Слышно было, как из винтовок палили.
- Если палили, то, ясное дело, бежал. Может, даже из-под самого расстрела. Как бы не бросились искать его тут…
- И очень просто, что бросятся. Спрятать надо.
- Где ж его спрячешь?
- А на чердаке боровок теплый - отогреется.
- Не влипнуть бы нам, - после небольшого молчания сказал старик. - От них пощады не жди: и нас заодно ликвидируют.
- Ну, так давай его обратно в воду кинем! - с раздражением крикнул парень.
- Скажешь тоже!.. - буркнул старик. - Клади его мне на спину, а сзади ноги придерживай. Да тихей разговаривай… Чистый порох - и сказать ничего нельзя.
Артемку вынули из невода, в котором его откачивали, и понесли по узенькой тропинке вверх, на высокий берег.
Почувствовав тепло человеческого тела, Артемка опять застонал: только так он мог выразить свою благодарность людям, вернувшим его к жизни.