Artifex Petersburgensis. Ремесло Санкт-Петербурга XVIII – начала XX века

Новый формат Петербургской академии наук создавался Петром интуитивно или сознательно как гибридная конструкция, интегрирующая в себя как фундаментальные теоретические исследования, так и их практическое применение для развития (ремесленной) промышленности. Ремесленные мастерские при Академии являлись тем, что сегодня получило бы название конструкторского бюро или экспериментальной лаборатории, где совмещались теория и практика418. Здесь суммировался весь опыт прошлого по организации уникальной Академии. Ведь у Г. В. Лейбница в свое время не было такой возможности обратиться к инструментальных дел мастерам за советом, и в 1673 г. он вынужден был ехать в Париж, чтобы там высматривать секреты мастеров механических ремесел для постройки своего арифмометра.

Другой типичный пример той эпохи – личность ученого гидрографа и математика, члена Королевского общества Джозефа Моксона (1627 – 1691), сына английского печатника, сочетавшего в себе ученого теоретика и практика, сведущего в различных «ручных работах» (Handy–Works) или ремеслах: «в кузнечном деле, в литейном, в столярном, в токарном, граверном, в тиснении, рисовании, книгопечатании, печатании картин, производстве глобусов и карт, математических инструментов и т. д.»419. Ученый является автором трехтомного труда с характерным названием «Механические упражнения или доктрина ручного труда», посвященного «искусствам» кузнечному, плотничному, столярному, токарному и кирпичной кладки420. Глубоко символично, что у Петра имелся карманный глобус в серебряном футляре, сделанный руками этого ученого–мастера421.

Обратимся к важным наблюдениям историка науки и техники И. А. Ростовцева о взглядах Моксона, так как это дает ключ к пониманию роли ремесла в организации Петербургской Академии наук и того типа, который представлял собой ученый «барочного» склада: универсал теоретик и практик в (механических) ремеслах и прочих «искусствах». Скажем более, после Леонардо да Винчи это было делом «обычным», когда ученый совмещал в себе научные и практические занятия, самые различные упражнения в «науках и ремеслах». Такие ученые создавали условия для того, чтобы научная революция раннего Нового времени состоялась. Во введении Моксон говорит о том, что «всем хорошо известно, сколь много есть джентльменов этой нации, высокого положения и благородства, сведущих в ручной работе»422. Что особенно ценно для нас, автор говорит о связи наук и ремесел. Без геометрии, как утверждает Моксон, не было бы ремесел, а астрономии без ручного труда, производящего астрономические инструменты. Но сам же автор опровергает себя, говоря, что ремесла появились вместе с появлением человека, с чем вполне можно согласиться, но безусловно, к тому времени геометрия как наука, в отличие от ремесел, еще не существовала.

Не будем заниматься бесплодными спорами о том, что было раньше – яйцо или курица. И ремесло, и основы геометрии являются специфическими знаниями и умениями, сформировавшимися на протяжении долгого времени, причем эти знания зачастую невозможно разделить, так как они дополняли и обусловливали друг друга: чтобы построить египетские пирамиды, необходимо было, кроме воли фараона, иметь ремесленников, обладавших практическими знаниями, и жрецов, владевших основами математики и геометрии. Моксон указывает на рассуждение лорда Бэкона о важности ремесел для философии, которая без них не могла бы быть улучшена, так как экспериментальная философия «скрывается среди последних», а также потому, «что ремесла могут быть улучшены философами»423.

Из этого примера видно, каким образом мог функционировать механизм трансфера западноевропейских понятий, представлений, концепций и социальных инноваций в Россию, и с помощью каких заимствований и новаций страна вписывалась в общеевропейский контекст. Ведь связка «науки и искусства» не могла существовать в Московском государстве, где раздельное употребление этих слов имело иной контекст и практику бытования. Имплицитно новая традиция «ремесел и художеств», являющихся теперь частью понятий науки и искусства, получает свое вхождение в российский лексикон и повседневную практику применения, именно в своеобразной комбинации западноевропейских коннотаций и древнерусской традиции.