Artifex Petersburgensis. Ремесло Санкт-Петербурга XVIII – начала XX века

Утверждаемая тесная связь когнитивных и мануальных практик равнозначна связи органов нашего тела: головного мозга и руки. В зависимости от того, насколько важной эта связь признается, основываются концепции образования, а значит и их результаты. Существует предположение, что неучитывание заложенных в человека эволюцией механизмов усвоения знаний, может негативно сказаться на процессах обучения, поставит систему образования в целом перед серьезными проблемами в передаче знаний. Анализ ремесленных практик показывает тесную связь «интеллигентных рук» и когнитивных процессов, помогает понять важность сочетания мануальной и интеллектуальной работы, без которого обучение не будет достигать поставленных целей. Отсюда, например, и вопрос о том, каким образом цифровизация и виртуализация образования меняют восприятие и усвоение знаний, умений и навыков.

Делать что–то руками, значит получать опыт и повышать уровень усвоения материала. Скачать презентацию в PowerPoint из интернета один вид получения знания, другой, записывать за лектором, а значит фиксировать одновременно свои мысли. Записывание текста можно сопоставить с работой мастера с деревом, камнем, тканью, металлом, живущего в ритме своего сердцебиения и дыхания. Поэтому говорят – он вдохнул в свой труд свою душу. В данном контексте неизбежно противопоставление ритма сердца ритму машины, родившемуся из первого. Отсюда происходит трудность в определении границы перехода от ремесленной мастерской к заводу, связанная с тем, что это один технологический культурный процесс отношений человека и техники в поставе. Культура человечества артицифична или артефактна по своей сути, т. е. она создает то, чего в природе до этого не существовало. Отсюда давнее сравнение творца с демиургом (мастером, ремесленником) и человека с творцом, родившееся из аналогии: раз я способен производить нечто, значит должно существовать абсолютное начало, персонифицированное в идее бога, создавшего все существующее. Следовательно, человек способен экстрагировать члены своего тела и органы своего организма во внешнюю среду в виде механизмов и машин, являющихся частью, продолжением его природы, его культуры, его цивилизации. Так же, как технологии и машины, интегрированные в природу человека и его окружающую среду. Из этого следует, что необходимо выработать новое отношение к машине через ее интеграцию в мир человека с помощью ремесленных практик.

С переосмыслением истории европейского ремесла, и петербургского ремесла в том числе, пересматриваются его роль и значение не только в прошлом. Изменение перспективы и понимание ремесла как самодостаточной хозяйственной деятельности меняет на него взгляд сегодня и на его развитие в будущем. Учитывая специфику истории ремесла, можно говорить об актуальности ее рассмотрения как новой или самостоятельной отрасли исторической науки. К примеру, авторы сборника статей «Ремесло в Европе: от позднего Средневековья к раннему Новому времени», увидевшего свет в 1999 г., рассматривают особенности ремесленного ученичества, не менее важные для сегодняшней профессионально–технической подготовки. Обучение в мастерской цехового мастера авторы сборника называют сложным социальным и культурным процессом, находящимся в постоянно меняющемся историческом контексте33. По–новому оценивая профессиональное обучение в ремесленных цехах, Р. С. Элькар справедливо указывает на то, что не стоит недооценивать их роль в образовании и трансфере знаний путем миграций, учитывая условия коллективной внутренней и внешней организации посредством правового регулирования, ритуализации и корпоративных механизмов защиты необычайно высокой мобильности цеховых ремесленников Средневековья, в особенности подмастерьев34. Для этого, по мнению Элькара, в поисках написания новой социальной истории необходимо попытаться связать дискурс и практику или, другими словами, двигаться от описания дискурса к анализу практики.

Новая исследовательская перспектива позволяет проанализировать петербургские ремесленные цехи не только как конкретное проявление модернизации промышленности и общества, но и как развитие альтернативных экологичных и социальных экономических форм существования на локальном уровне. Поэтому центр тяжести в данном исследовании предлагается перенести с изучения цехов как «средневекового» института на цехи как инструмент вестернизации российского общества и перенесения новых коммуникативно–управленческих, хозяйственных и технологических практик. Изучение социальной эволюции цехов предполагает исследование инструментов интеграции и развития западноевропейского института на российской почве: правовых норм, системы местного управления и самоуправления, создающих институциональные рамки для агентов социальности, вынужденных действовать в пределах заданных российских норм и правил.