Улицы мало изменились за время существования города: в зависимости от времени года они были либо пыльными, либо грязными. Называли их чаще всего в соответствии с ремеслом, которым занимались их жители, например «Рыбачья».
Каждое утро, еще до восхода солнца, со сторожевого корабля раздавался пушечный выстрел. Комендант города выходил из форта с ключом в руках и открывал ворота для горожан, слишком поздно возвращающихся или слишком рано покидающих город. Позднее, когда уже всходило солнце, главные ворота открывались настежь, и начиналось обычное движение трудолюбивого человеческого муравейника. Проходят болтливые торговки, неся лотки с горячими пирожками; они располагаются на большой дороге у входа в город; проходят прачки, неся на голове тюки с бельем; а вот молочники на лошадях, везущие бидоны с молоком, булочники и зеленщики, возы с дровами и углем… И так продолжается весь день, до захода солнца. В восемь часов проезд закрывается.
Так спокойно жил город до битвы в. Лас-Пьедрасе, когда эта патриархальная безмятежность была внезапно нарушена. Повеяло воздухом свободы. Днем шли нескончаемые споры, главным образом среди испанцев, до которых доходили только неясные слухи; ночью царили страх и ожидание нападения, раздавались крики охраны и выстрелы… И все-таки молодежь танцевала, звучали песни под гитару и особенно куплеты-десимы.[3]
Эти десимы сочинял секретарь и адъютант Артигаса Вальденегро, командовавший одной из колонн в битве в Лас-Пьедрас, а также Бартоломе Идальго, один из друзей Артигаса, называвший свои куплеты «сьелитос».[4] Его песенки были очень популярны; на устах у всех было такое четверостишие:Лагерь патриотов расположился под самыми стенами города и представлял собой экзотическую и живописную картину. Мужчины, женщины, дети, оборванные солдаты, офицеры, самым невероятным образом вооруженные, индейцы, гаучо, негры. Вся эта толпа находилась в постоянном движении. Едва только лагерь обосновался здесь, как к Артигасу явился нарочный, вручивший ему послание, в котором содержалось предложение обменять пленных. Дочитав это послание, Артигас слегка улыбнулся: оно было подписано его бывшим начальником, бригадиром Муэсесом, который когда-то угрожал ему кандалами.
На следующий день был отослан ответ Артигаса, в котором содержалось согласие обменять пленных, при условии, однако, что обмену подлежат только раненые и что в их числе обязательно будет дон Николас Артигас (старший брат вождя, известный под именем Кучо, один из первых пленных губернатора Элио).
21 мая адъютант Артигаса, поэт Эусебио Вальденегро произвел этот обмен. С ним прибыли раненые — свыше 60 человек, среди которых были Николас Артигас и Доминго Гателл, племянник Артигаса, отчаянный пятнадцатилетний мальчишка, проявивший яростное упорство, чтобы вступить в армию «Дяди Пепе».
Первая неделя осады привела город в смятение. Элио направил Артигасу обращение, в котором сообщил о переговорах, которые при посредничестве Англии ведутся в Рио-де-Жанейро между ним и Хунтой Буэнос-Айреса с целью покончить с войной в Ла-Плате. Артигас ответил Элио предложением капитулировать. «Буэнос-Айрес, — писал он, — может вести переговоры, но мое войско не согласится с тем, чтобы мы медлили с помощью несчастному населению, запертому в стенах Монтевидео».
Однако желание Артигаса немедленно напасть на город наталкивалось на сопротивление его начальника Рондо. Артигас чувствовал, что пыл горожан начинает слабеть. Между тем Элио, уверенный в благоприятном исходе своих переговоров, усилил преследования всех, кто сочувствовал восставшим.
Первыми его жертвами стали патриотически настроенные францисканские монахи. Их захватили ночью в монастыре.
Обыщите все кельи и приведите сюда монахов! — приказал своему помощнику офицер Помпильо, войдя в монастырь Сан-Франциско.
«Газета де Буэнос-Айрес» писала:
«Офицер построил монахов, пересчитал их по головам, как скот, и, открыв ворота города, среди глубокой ночи вышвырнул их вон, приговаривая:
— Здесь близко находятся гаучо, ваши соотечественники, можете идти к ним».
На следующий день изгнание патриотов продолжалось. Среди них были Бартоломе Идальго, автор знаменитых куплетов «сьелитос», и известный политический деятель Николас де Эррера со своими семьями. Когда их вели по городу, испанцы («годос», как их презрительно называли) нагло плевали им в лицо: им даже не дали возможности взять с собой самые необходимые вещи.