Артиллерист: Назад в СССР

Блаженный Олег принялся вдохновенно придумывать, как мне познакомиться со своей феей. А я, между прочим, даже начал ее мысленно считать «своей». Вот как меня плющило. Или не меня, не знаю. Начал даже подозревать, может, это у Соколова гормоны так разгулялись. Ну, а что еще тут думать? Хрен поймешь, в общем. Сам-то я не сопливый пацан, чтоб столь сильно слюни пускать. Как идиот, честное слово.

Идеи, конечно, у Исаева были, одна фантастичнее другой. Имелась даже версия, где я Катеньке спасаю жизнь. Откуда только подобная дурь у блаженного Олега в голове появилась. Не знаю. Но в его описании выглядело, конечно, красиво. Жаль только неосуществимо.

В итоге, возможность подвернулась очень неожиданно.

Дело в том, что пока строчил поэмы для замполита, походу событий, пришлось еще освоить художественную роспись и плакатный стиль работы пером. Исаев, чтоб вытащить меня из лап начмеда, рассказал, будто я и рисую хорошо. В принципе, по моей же просьбе. Я тогда на все был готов.

Слава богу, оказалось, что у нас с Соколовым руки растут, откуда надо. Вернее, конечно, в данном случае, скорее у Соколова.

Через некоторое время я уже виртуозно чертил схемы, писал лозунги, красиво оформлял текст.

Вскоре обратил внимание на молодое дарование, то есть, на меня, начштаба бригады, который тут же перехватил его, это дарование, то есть меня, в свои хозяйственные руки. Художника-оформителя, что вполне понятно, штат не предусматривал. Так подполковник Марков, чтоб совместить полезное с полезным, а именно мои таланты и нужды штаба, определил меня в свои вечные работники В писари, по-простому говоря.

Там, между делом, пришлось мне, как раз, работать во всех крайне необходимых для армейской жизни художественных техниках и материалах. Спустя очень короткое время, я уже легко расчерчивал на ватмане всякие таблицы и схемы, надписывал тушью шапки, расставлял значки и стрелки на картах, в цвете и во всех деталях вырисовывал технику армий стран вероятного противника. Вершиной творчества стало монументальное полотно, изображающее бравого советского воина в каске с автоматом поперек груди на фоне знамен и оружия. Справедливости ради, отмечу, что сие изображение создали мы с Исаевым вместе. Солдата даже установили на плацу и мы с Олегом гордо смотрели на него со стороны.

Вот правда говорят, талантливый человек талантлив во всем. Соколов явно имел охренительные задатки в творчестве. Не удивлюсь, если бы нам с ним пришлось, например, танцевать, и мы бы с первых репетиций исполнили без напряга какой-нибудь фокстрот.

Однако, во всем этом выявился один огромный, просто огромнейший плюс.

Жизнь настала, можно сказать, богемная. Разбаловался я. Казарменная рутина — подъемы и отбои, разводы и построения, осмотры и проверки теперь были не для меня. И не для Исаева. Блаженного Олега, само собой, себе на помощь подтянул, он рядом со мной так и отирался. Мы дефилировали от Ленинской комнаты к штабу бригады и обратно. Это была наша самая главная обязанность.

В столовую теперь ходили с ним не строем, а сами по себе и, если захочется, то не по распорядку.

Вдобавок, случались моменты, когда в казарме думали, например, что я в штабе, а там считали, что в казарму ушел. Если замечали и там, и там, мое отсутствие, допускалась еще Ленинская комната. Грех не воспользоваться таким раскладом и несколько часов не урвать для личной жизни. Тем более, когда светлый образ Катеньки настойчиво из ночи в ночь снился.

Оборзел я, конечно, от строевого шага отвыкать стал. Произошло это оттого, что практически все офицеры с заказами в очередь стояли, пропуская вперед только начштаба. Разве мог я этим не воспользоваться? Не попытаться смыться в город?

Тем более, выпал случай еще и провернуть все без угрозы для спокойной службы. Прибежал ко мне лейтенант, комвзвода, но не моего, само собой. Глаза навыкате, на лбу — холодный пот. Ему срочно надо было, чтоб я схему одну оформил. А у меня еще работы валом.

— Соколов, все, что хочешь проси. Но мне кирдык, если к утру, этой схемы не будет.

— Все, что хочу… — Протянул я, глядя на форму лейтенанта.

— Ну, ты, конечно… — Он от моей наглости просто офигел. — Слушай, это все художники и поэты такие охреневшие, или ты — особый случай?

А мне в голову реально мысль пришла. Опасная, но очень интересная. В обмен на столь ценные, жизненно необходимые «лейтёхе» услуги выпросить у него форму. Офицера в городе патруль не остановит. И документов вряд ли спросит. Тогда я, по сути, «узаконю» свою самовольную отлучку из части.

До города даже придумал, как добраться. Тоже «добрые люди» помогли.

Вообще, оказалось, блат — великое дело. И работает он не только на гражданке. В армии, на самом деле, ничуть не хуже. Да и вообще, служить гораздо проще, если ты с умом к этому дело подходишь. А я, наученный всеми предшествующими событиями, точно старался теперь подходить с умом. И выгодой.