Артист

После обеда и короткого отдыха, прикупив на всякий случай еды на Базарной площади, отдыхающие мимо кладбища поднялись к памятнику, поставленному на месте дуэли Лермонтова, а оттуда – на вершину Машука. Весь путь от гостиницы занял часа два, ничего интересного на самой вершине не обнаружилось, кроме супружеской пары из Бельгии, делающей фотографии. Они и Травина с Лизой запечатлели на фоне Бештау, взяли адрес, куда прислать отпечатки, и долго рассказывали, как им здесь нравится. По-русски иностранные туристы знали несколько слов, но это общению не помешало, они сыпали немецкими фразами вперемешку с французскими, жестами показывая, что хотят сказать. Сергей прекрасно понимал их и без жестов, однако только кивал и улыбался. В голове крутилась мысль, что эти двое милых иностранцев вполне могли быть шпионами, снимающими стратегические объекты. Например, мясокомбинат или трамвайную станцию.

– Дядя Серёжа, а что они говорили? – спросила Лиза, когда они спускались по другой стороне горы к Цветнику.

– Наверное, рассказывали, как им тут нравится.

– Мне показалось, ты их понимаешь.

– Немного. Во время войны пришлось с разными людьми беседовать, в том числе и с немцами.

– А я вот хотела бы их язык выучить. А то скоро в Германии революция произойдёт, а я даже не знаю, как с их пионерами поговорить. А наша учительница, Эльза Фёдоровна, только и делает, что считать учит. Смотри, eins, zwei, drei, vier, funf, der Storch hat keine Strumpf, der Frosch hat kein Haus und du musst raus[1].

Лиза рассказала ещё одну считалку, про женщину и бекон, начала читать стишок, сбилась и полезла в рюкзак за лимонадом.

На следующий день Травин решился и купил место в экскурсионной группе, почему-то рассудив, что местный гид проведёт отдыхающих по ещё неизведанным местам. Группа, которая должна была выйти в девять, собиралась до десяти, постоянно терялись дети и корзинки с едой, подходили те, кто не заплатил сорок копеек за билет, и экскурсовод, молодая девушка с комсомольским значком и короткой стрижкой, пыталась их прогнать. Любители бесплатных развлечений держались стойко, в конце концов они отправились вместе со всеми в Провал, на место казни товарища Анджиевского, в Цветник и Эммануэлевский парк. Девушка-комсомолка вела экскурсию бойко, не задерживаясь на одном месте, и тараторила так, что слова было почти не разобрать. Лиза сперва заскучала, но ситуацию спас военный, живущий в номере Сергея Кирова, а точнее, два брата-близнеца, Игорь и Олег, они приняли девочку в свою компанию и носились по кустам и лужайкам, изображая Первую конную. Наконец группа притормозила, остановилась у грота Дианы, и экскурсовод, подуставшая от быстрого шага, принялась убеждать слушателей, что именно тут Печорин со старорежимным коварством соблазнил Веру. Травин отвлёкся, разглядывая возвышающиеся горы, и оказался рядом с военным. Тот кивнул в сторону комсомолки.

– Дождь в другом гроте пережидали, – сказал он, массируя колено, – в Лермонтовском. Об этом и в путеводителе написано.

– Я его в номере оставил, – Сергей улыбнулся, – но на самом деле, могли же они и тут пообжиматься, дело-то молодое. Я – Травин Сергей Олегович.

– Горянский Анатолий Павлович, – представился военный, пожимая Сергею руку, – а это супруга моя, Мария Михайловна. Смотрю, товарищ, вы тут уже успели побывать?

– В первый же день.

– Первый раз в Пятигорске?

– Да.

– Я тут четыре года назад был в первый раз, по служебным делам, а сейчас вот отдохнуть приехали. Расцвёл город, да уж, должен сказать, что беляки разрушили, чиним и заново отстраиваем. Опять же для трудящихся открываем новые санатории, а для детей сколько делают, и не перечесть, и школы новые, и пионерское движение. Знаете, тут до революции было ученическое общество, детишки по горам полазали, так теперь возродили при курортном управлении, заодно знаний набираются. У вас, гляжу, девочка бойкая, можно вопрос задать?

– Конечно.

– Она вас дядей зовёт, я пока не услышал, думал, вы отец и дочь, а получается – племянница ваша? – взгляд Горянского на мгновение стал цепким и подозрительным, прямо как у Меркулова.

– Не племянница и даже не родственница, – Травину взгляд не понравился. – Отец её был красным командиром, погиб в Гражданскую, мать вскоре от тифа умерла, сама жила у родственников дальних, а как тех убили, беспризорничала. Прибилась ко мне, хотел поначалу в детский дом отдать, но как-то прижились.

– А вы сами служили?

– На Карельском фронте, комвзвода.

– Заканчивай, дорогой, допрашивать товарища, – вмешалась жена военного. – Вы, Сергей, не обижайтесь, у мужа привычка такая, всё про всех знать. Не поверите, я как домой прихожу, форменный допрос учиняет.

– С пристрастием? – пошутил Травин.

Мария Михайловна покраснела, а Горянский рассмеялся.

– Виноват, – сказал он, – я у вас, Сергей Олегович, чехол ружейный видел давеча. Вы как, по птице или по крупному зверю?

– Без разницы. Читал, тут кабаны водятся.