Артист (СИ)

— Во вторник в ночь, — твёрдо заявил Анатолий, когда супруга отвлеклась. — Я разговаривал с егерем, есть отличное место неподалёку от Лысой горы, здесь километров восемь всего, там река разливается, неглубокая, местность заболоченная и много островков. Можно на подводе добраться, или лодку возьмём, французский спаниель есть, так что без бекаса не останемся, а то и вальдшнепа, то бишь степного кулика, добудем. Егерь даёт отличные ружья, браунинг пятёрочка, на сто шагов бьёт, у него их несколько штук, так что и на твою долю хватит. Всего по три рубля с носа.

— Во вторник, значит во вторник, — сказал Травин. — Только сапог у меня болотных нет.

— Не вопрос, сапоги тоже добудем, — Горянский просиял, на его щёки даже румянец вернулся, — а то понимаешь, мне этот отдых уже вот где.

И он рубанул ребром ладони по горлу.

— Не может человек столько времени в ваннах купаться, скоро кожа сойдёт, зуб даю. Ты сам как выдерживаешь?

— А Сергей Олегович в фильме снимается, — отвлеклась от разговора с новой подругой Машенька, — представляешь, он артистку поймал, даже в газете напечатали.

— Так и артистку? — засомневался Горянский.

— Самую настоящую.

— Это где же ты её, братец, споймал? — подмигнул Анатолий Травину.

— Места надо знать, — подмигнул тот в ответ. — Есть тут заповедные, такие фифы водятся, куда там бекасам.

Мужчины расхохотались.

Компания распалась возле Спасского собора, прямо под балконом кабинета, где сидел Плоткин. Травин с Леной направились к Базарной площади, а супруги Горянские — к Гидропатической лечебнице, которая теперь носила название института имени Рентгена. Двухэтажное здание предоставляло процедуры горячих радоновых ванн, Анатолию врач прописал ежедневное купание. В глубине души Горянский считал всех врачей шарлатанами, на войне, когда в ногу попал осколок, раздробив сустав, ему чуть было не сделали ампутацию, и только револьвер, приставленный к голове доктора, эту ногу спас. С тех пор мужчина хромал, сначала сильно, потом не очень, но в последнее время боли в колене обострились. Тёплые ванны помогали, боль из стреляющей по малейшему поводу, превратилась в противно ноющую по ночам, но Горянский считал, что заслуги врачей в этом почти нет, природа исправляла то, что сделал человек.

— Что скажешь, Машенька? — спросил военный, когда они удалились достаточно далеко, чтобы Травин и Лена их не слышали.

— Странная пара, — с лица Машеньки тут же слетело наивное выражение, — точнее, вовсе они не пара. Заметил, как смотрят друг на друга? Словно старые знакомые, которым приходится быть вместе. Какое-то обстоятельство вынуждает. Эта Лена себе на уме, болтает обо всяких пустяках, и тут же каверзные вопросы задаёт, я чуть было не рассмеялась. А ещё она говорит по-французски, произношение не парижское, но вполне приличное. Наверное, из бывших, скорее всего кто-то из родителей работает или в Совнаркоме, или близко к этому, фамилия знакомая, но сейчас не припомню, где слышала. Может быть она даже по нашей части, только не штатный сотрудник, а сексот, таких среди газетчиков много.

— Экий ты молодец, — Горянский с гордостью посмотрел на жену, — с первого взгляда раскусила. Как думаешь, а она тебя?

— Считает наивной дурочкой, я ей сразу наскучила. Ну это и к лучшему.

— А Сергей, что скажешь о нём?

— Ты же с ним разговаривал. Давай, Анатолий Павлович, прояви дедукцию, будто Шерлок Холмс.

Анатолий Павлович улыбнулся, сделал жест рукой, будто держа трубку, сложил губы трубочкой, выпуская воздух.

— Вот тут я не знаю, что и сказать. Обычный парень, каких я за войну повидал, после ранения, но руки не опустил, про свою жизнь не распространяется, но и скрывать что-то не пытается. Ты что скажешь, доктор Уотсон?

— Помнишь, возле грота у вас разговор был, и ты на него надавил слегка? — Машенька улыбнулась в ответ, обнаружив ямочки на щеках. — Явно не в первый раз с ним такое происходит, другой бы замкнулся, в оборону ушёл, или нападать начал, а этот совершенно спокойно отвечал, будто скрывать нечего, но стоит чуть нажать, дальше — стена. С таким, если враг, то хоть сразу ложись и помирай, а если друг, то из любой беды вытащит, вот только кто ему друг, а кто враг, он сам определяет, и по своим интересам. Может, мне с вами на охоту пойти, там я из него всё вытрясу?

— Нет уж, — Горянский замотал головой, — охота дело мужское, вам туда, сударыня, ход заказан. И вообще, ты ведь понимаешь, что мы это не в серьёз, люди они незнакомые, сейчас их увидели, а потом никогда не встретим, на шпионов не тянут, просто случайные знакомые. Хотя, может быть, с Травиным мы подружимся, а друзьям совершенно излишне друг за другом следить.

Он аккуратно стянул рубашку, положил на деревянную скамью, взял полотенце.

— Вот именно, — кивнула головой его жена, — не забывай, дорогой, что ты на отдыхе, а то учинил парню допрос, да ещё на охоту позвал, чтобы там прощупать. Что, разве не так?

Горянский развёл руками с виноватым видом, мол, попался, куда деваться.

— Ты первая начала.