Артюр Рембо

Таким образом, семья лишилась материнской заботы. Отец делал для детей, что мог, но второй раз не женился. Конечно, бабушка, урожденная Жакмар, принимала участие в их воспитании; тем не менее Витали не замедлила взять на себя роль маленькой — но настоящей — хозяйки дома. Представим себе эту шестнадцатилетнюю девочку, работающую на ферме с утра до вечера, серьезную, экономную, деятельную и крайне замкнутую. В ее жизни не было никаких развлечений, кроме редких прогулок в Вузьер или на сооружавшийся тогда Энский канал; в ее жизни не было ничего, кроме обязанностей и ответственности. С раннего детства она поняла, что ни в чем не может полагаться на братьев.

В 17 лет (шел 1841 год) старший оказался замешан в каком-то происшествии (не то в драке, не то в грабеже), и ему грозила тюрьма; чтобы избежать ее, он завербовался в африканскую армию. Младший, Шарль-Огюст, пьяница и лентяй, был с братом одного поля ягода. Их выходки доставляли Витали необычайные страдания, поскольку выше всего она ставила доброе имя своего рода. Надо заметить, что ей выпала действительно горькая доля: никаких радостей, ни минуты отдыха, никаких знакомств, одна лишь работа изо дня в день, становившаяся все более и более изнурительной по мере того, как старели отец и бабка. У человека, прожившего такую юность, складывается совсем иное представление о том, как устроен мир, чем у ребенка, окруженного родительской любовью, которого отец и мать пытаются, насколько возможно, оградить от грубой реальности повседневной жизни. Стоит ли удивляться тому, что она еще в детстве надела на себя тяжелые вериги долга и что безделье, мотовство и распутство возмущали и оскорбляли ее до глубины души?

Разумеется, именно она вела счет семейным деньгам и не давала ни су брату-лентяю Шарлю-Огюсту, слишком хорошо зная, на что он их потратит. Можно себе представить, сколько криков слышала рошская ферма, сколько сцен и скандалов она перевидала. В один прекрасный день Шарлю-Огюсту это надоело, и двадцати двух лет от роду он женился на девушке по имени Маргарита Аделаида Миссе; свадьбу сыграли 10 февраля 1852 года.

Витали, утратив свое положение полновластной хозяйки дома, в конце того же года приняла решение уехать. Отец отвез ее в Шарлевиль и снял ей квартиру в центре города на улице Наполеона, в доме 12. Дом был самый обыкновенный, на первом этаже в нем располагалась — и располагается поныне — книжная лавка.

Старик Кюиф вынужден был частенько наезжать в Рош (сам он также отныне жил в городе): женитьба отнюдь не остепенила сына. Что до Витали, то она с каким-то высокомерным мужеством удовольствовалась жизнью бездеятельной и одинокой. Что ожидало эту изгнанницу? Судьба набожной старой девы, до которой никому нет дела? Ей нужно было хотя бы выйти замуж… Но она не поддерживала знакомства ни с кем, кроме, быть может, соседей. Шарлевиль, однако, был приятный и оживленный город, торговля в нем процветала, и в базарные дни на улицах было не протолкнуться. Это был даже город примечательный: построен он был в XVII веке, автором генерального плана был Карло Гонзага, герцог Мантуанский; великолепная — в целый гектар — Герцогская площадь была украшена прекрасным фонтаном; наконец, привлекали и окрестности города — извилистые, поросшие лесом берега Мааса. Местное общество состояло из разбогатевших негоциантов, дворян и промышленников маасской долины — долины мрачной, гудящей от шума литейных и кузнечных заводов, — но Кюифам путь в этот узкий кружок был заказан. Витали выходила из дому только в церковь или за покупками.

В конце 1852 года, когда ей было уже 27, Витали случайно познакомилась с тридцативосьмилетним красавцем-офицером по имени Фредерик Рембо. Встретились они на Музыкальной площади[7], куда пришли послушать выступление оркестра 47-го пехотного полка, расквартированного в Мезьере. Это событие было сродни чуду, поскольку замкнутая Витали, почти дикарка, была не из тех, кто знакомится с первым встречным. Она не была хорошенькой, однако ее манеры не лишены были благородства, то есть было видно, что она человек серьезный; все это не могло не пленить офицера, который после суровой жизни под африканским солнцем желал создать наконец свой домашний очаг. События развивались очень быстро, без излишней сентиментальности. 3 января 1853 года будущие супруги приехали к шарлевильскому нотариусу, г-же Дешарм, чтобы утвердить проект брачного контракта³, согласно которому супруги должны были иметь равные права на собственность; имущество невесты состояло в правах на долю наследства ее матери, и, кроме того, отец обязался завещать ей большую часть своего состояния.