Лишние девицы вышли, выбранные остались. Они опять захихикали и стали вдруг прикрываться руками.
Мне опять вспомнилось чудо робототехники по имени Мэгги Уиллс. Да! Далеко они ушли и уже поэтому должны быть изничтожены на корню. Пора встать на пути технического прогресса. Не знаю кто как, а я периодически испытываю непреодолимое желание притормозить движение пытливой научной мысли на пути познания тайн черных дыр, Бермудского треугольника, клонирования яблок и создания прочих, крайне полезных приспособлений, с виду облегчающих и делающих несоизмеримо слаще жизнь человеческую, а на деле лишь прибавляющих проблем обществу, которое просто хочет жить спокойно, размеренно и тихо. Быть может, я консервативен, но совершенно этого не стыжусь. Сами подумайте: ну куда мне теперь девать все эти виниловые пластинки, которые я собирал, холил и лелеял долгие годы?..
– Как зовут? – напряженно спросил я у гурий.
– Мод, – отозвалась та, что потемнее.
– Эл, – это та, что посветлее.
– Ну, девчонки, ступайте, и наденьте какие-нибудь штанишки да маечки. Вам так будет удобнее. А мы здесь подождем, – распорядился я.
Девы, повинуясь, ушли. Вайпер в полном удовольствии наблюдал за мной. Я стряхнул пепел в кофейную чашку. Вайпер укоризненно покачал головой и послал мне через стол пепельницу.
– Еще один вопрос, Вайпер!
– О! – заорал он снова. – Хоть тысячу! Хоть две тысячи! Четыре тысячи одних только вопросов!
– Где мисс Энмайстер? – я пристально посмотрел на него, но Вайпер заулыбался так, что, казалось, на его лице куда ни плюнь, всюду одни только зубы.
– Ах! Чудесная девушка! Фея грез! Розовые сны! – заохал было он, но быстро перестал, поймав мой взгляд, и поинтересовался: – А что, очень интересно?
– Вообще-то, да, – ответил я и, игнорируя пепельницу, снова стряхнул пепел в чашку.
Открылась дверь: это в шортах и майках вернулись гурии. На боку у каждой висела симпатичная такая «беретта-9000».
– А! – увидев их, заорал Вайпер, уходя таким образом от ответа. – Вот и девочки! Пойдем! Пойдем! Пора!
Он вскочил и жестом пригласил следовать за ним.
Гурии замыкали процессию.
Мы вышли в длинный коридор, где были только бесчисленные двери с номерами, потом сели в узкий лифт – от гурий отчетливо пахло духами «Kenzo» – слегка поднялись и вышли в зал.
Это оказалось что-то вроде операторского поста макаронной фабрики – знаете, масса всяких экранов, лампочек, датчиков, люди в белых халатах и т. п. При нашем появлении халаты вскочили.
– Сидите, ребята, сидите! – махнул рукой враз ставший серьезным Вайпер. – Прошу вас! – С этими словами он указал на ряд кресел перед большим экраном. Чуть помедлив, я сел в середину.
19
…Когда мы брали штурмом Заар, этот вертеп и рассадник разврата, у них там были боевые роботы, которых мальчики ослепительно подлого Ланселота фон Рузенбульбена (он так себя называл) умудрились захватить на тумпстаунских складах. Пришлось нам помучиться с собственными изделиями: делали-то для себя, хорошо делали, с умом, снаряды роботов не брали по причине обтекаемой конструкции и чисто механической реакции, в огне роботы не горели и в воде не тонули, по причине отсутствия таковой. Конечно, можно было подвести к Заару канал от океана и перетопить их всех в том канале – и умнейшие головы (Люлю Шоколадка) города уже обдумывали такую перспективу с циркулем и картой в руках – как вдруг г. Дройт трахнул кулаком по походному столу (при этом опрокинулась походная чернильница и залила походными чернилами важные государственные бумаги, в частности, заявку на выдачу отделу Шатла со склада управления семи дверных замков типа «Дампель». Уместно в этих же скобках заметить, что г. шериф всю жизнь писал автоматической ручкой «Монблан», а чернилами никогда не пользовался – вот разве только время от времени заливал им важные государственные бумаги. Государственную бумагу и залить приятно. Такие уж у г. Дройта привычки). Итак, напоминаю: шериф трахнул кулаком по походному столу и распорядился никакого канала не рыть, а забросать роботов с воздуха бомбами, и все. Что и было с успехом проделано. Правду сказать: все судьбоносные решения в городе Тумпстауне (и особенно в его окрестностях) рождаются в ожесточенной полемике.