Артур

Сознаюсь, то, что я увидел, меня потрясло. Верховный король настолько изменился, что я его не узнал: кожа его стала серой и влажной, волосы свалялись, губы пересохли и потрескались, жилы на шее напряглись. Его трясло, он стонал… Даже в неверном свете ситового светильника я бы поклялся, что это другой, не знакомый мне человек.

Гвенвифар сидела подле супруга, сжимая его руку. Когда мы вошли, она подняла голову, и я увидел, что глаза ее красны. Однако слез в них не было.

— Артур, — тихо позвал Эмрис, опускаясь на колени возле его ложа. — Послушай меня, Артур, я принес лекарство.

При этих словах Пендрагон открыл глаза. Какие глаза! Лихорадочно поблескивающие, пронзительные, полные муки. Я не вынес их взгляда и отвернулся.

Эмрис склонился над Артуром и помог ему сесть, потом поднес чашу к потрескавшимся губам и дал Пендрагону пить. Слава Богу! Целебный эликсир подействовал сразу. Лицо предводителя порозовело, дрожь прекратилась, он вздохнул, чувствуя, как возвращаются силы.

— Мирддин, — произнес король, только сейчас увидев своего советника, — мне снился сон.

— Не диво, — ответил Мирддин. — Ты болен. Рана твоя отравлена, ее надо немедленно вскрыть и вытянуть яд.

— Странный и удивительный сон.

— Расскажи мне его, пока я займусь твоей раной. — С этими словами Эмрис достал нож, наточенный на камне с морской водой. Он расстегнул на Пендрагоне кафтан и отвел ткань от раны.

У меня ко рту подступила горечь. Порез вздулся и побагровел, края почернели и гноились. Казалось, страшная ядовитая змея обвилась вокруг шеи Пендрагона.

— Держи чашу, Анейрин, — строго сказал Эмрис.

Однако, когда я потянулся к пустой чаше, Гвенвифар мягко вмешалась.

— Позволь, я подержу.

— Хорошо, — отвечал Эмрис. — Анейрин, принеси нового хорошего тростника для светильника. Мне надо видеть, что я делаю.

Я сбегал к повозке с припасами и достал несколько ситовых стеблей. Когда я возвращался, к палатке подошел Бедуир.

— Как он? — был его первый вопрос.

— Плохо, — отвечал я. — Эмрис собирается вскрыть рану и оттянуть яд.

Бедуир кивнул и вслед за мною вошел в палатку. Как только зажгли новый светильник, Эмрис принялся за работу. Короткими, быстрыми надрезами он вскрыл зараженную рану. Кровь и гной брызнули наружу и потекли в чашу.

Артур не вскрикнул и не изменился в лице, но стойко терпел боль. Гвенвифар закусила губу, на лбу у нее выступил пот, но чашу она держала крепко, и руки у нее не дрожали. Мирддин осторожно давил на длинный, рваный порез, а Бедуир, стоя на коленях напротив Эмриса, придерживал Артура за правое плечо, чтобы лучше вытекал гной. Я высоко поднял лампу над головой Пендрагона, чтобы Эмрису было светло. От чаши исходила такая вонь, что меня замутило.

— Все, — сказал Эмрис наконец. — Чашу можно убрать.

Гвенвифар отставила чашу. Мирддин взял листья из тех, что мы собрали ночью, и один за другим уложил на рану.

— Они вытянут яд, — объяснил он. — Чуть позже я их заменю. Рану пока перевязывать не будем.

— Мне лучше, — сказал Артур. — Есть хочется.

Бедуир с облегчением улыбнулся.

— Тебе, Медведь, всегда есть хочется. Это твое неотъемлемое достоинство.

Гвенвифар легким движением руки коснулась Артурова лба — так ласково и нежно, что я поневоле испытал зависть.

— Я принесу тебе еды и питья, — произнесла она.

— Немного хлеба, мяса не надо, — подал голос Эмрис. — И меда — это поможет королю уснуть.

— Я принесу, — сказал я и тут же вышел.

Солнце уже поднялось над горизонтом, окрасив имперским пурпуром низкие серые облака. С востока тянуло холодным ветром. Лагерь просыпался. На холме за ручьем кимброги снова разводили костры, чтобы погреться со сна. Когда я проходил мимо шатра, в котором жили короли, оттуда выступил Кадор. Он окликнул меня и попросил подойти поближе.

— Добрый день, Анейрин, — сказал он. — Здоров ли Пендрагон?

Вопрос застал меня врасплох. Я не знал, что ему известно и как следует ответить.

— Он плохо провел ночь, господин, — отвечал я. Кадор кивнул, и я продолжил: — Вот, иду ему за едой.

— Ну, не буду тебя задерживать, — зевнув, он вернулся в палатку.

Я нашел в повозке два хлебца и отлил из бурдюка медовой браги в кувшин. Все это я завернул в плащ и отнес в шатер Пендрагона.

Гвенвифар и Эмрис стояли снаружи, переговариваясь вполголоса. При моем появлении они замолчали. Королева забрала еду, питье и вернулась к королю.

— Эмрис, — сказал я. — Кадор справлялся о Пендрагоне…

— И что ты ему ответил?

— Я не знал, что отвечать, — сознался я. — Сказал только, что Пендрагон плохо провел ночь. Думал, лучше не говорить лишнего.

Эмрис закусил губу.

— Правильно я сказал?

— Да, — отвечал он наконец, — но если тебя будут спрашивать еще, не отвечай, по крайней мере, пока мы не поймем, как идут дела.

Весь день я старался держаться поближе к шатру, в котором лежал Пендрагон. Весь длинный, солнечный день короли и кимброги предавались военным забавам. Из долины доносились их голоса. Чтобы лучше видеть, я спустился на середину склона, сел на камень и стал наблюдать за состязаниями.