Нечто подобное уже витало в воздухе при разговорах Дзержинского с Менжинским и Артузовым. Но для ее четкого формулирования – тут и выплыл термин «легендиро–вание» – не хватало конкретной зацепки, реальной основы, чего–то материального. История с Опперпутом стала одним из недостающих элементов, который помог в дальнейшем смутной догадке выкристаллизоваться в четкий рабочий план.
А что сам Опперпут? Артузов не мог не задуматься: с чего это вдруг сына латышского крестьянина, выбившегося с огромным трудом в младшие офицеры, понесло к чужому берегу? Никаких прочных антисоветских убеждений в беседах с ним не обнаруживалось. Выходит, человек он не совсем пропащий. К тому же – со многими ценными качествами. Не обладая идейной твердостью и целеустремленностью, он проявил поразительную волю, настойчивость, личную храбрость в конкретных действиях. Не каждый способен без чьей–либо поддержки, полагаясь лишь на собственные силы и смекалку, несколько раз подряд пересечь в обе стороны советско–польскую границу.
И еще одно достоинство Опперпута Артузов выявил в ходе бесед с арестованным: этот молодой человек обладал какой–то врожденной способностью внушать к себе доверие и расположение, причем не прилагая к тому особых усилий. Качество, весьма ценное для потенциального агента, а то, что Опперпута необходимо сделать агентом ВЧК, у Артузо–ва не вызывало никаких сомнений.
Разумеется, использовать его против Савинкова после ареста стало немыслимо.
А пока что Опперпут был размещен во Внутренней тюрьме с арестованным недавно Якушевым Александром Александровичем. Человеком совершенно иного происхождения, воспитания, образования, прошлого и нынешнего служебного положения (до ареста, разумеется). Так в камере Внутренней тюрьмы произошло знаменательное знакомство бывшего офицера военного времени с вальяжным, средних лет мужчиной, даже в заключении умудрявшимся держаться с достоинством, не теряя самообладания, во всяком случае внешне. (Б. И. Гудзь рассказывал автору, что Опперпут и Якушев настолько подружились, что даже перешли на «ты».)
Действительно, в дореволюционные времена Александр Якушев к сорока годам в соответствии с петровской Табелью о рангах являлся особой четвертого класса – действительным статским советником, что соответствовало званию генерал–майора в армии. Имел, следовательно, право на обращение «Ваше превосходительство», а его потомки – на дворянство.
Служил Якушев до революции по Министерству путей сообщения, где ведал эксплуатационным отделом Управления водных и шоссейных сообщений, входил в Императорское общество судоходства, в комиссии о новых железных дорогах и пр. В этих отраслях он по праву считался крупным специалистом, а потому сам Лев Давидович Троцкий, тогда второе лицо в стране, уговорил его вернуться на работу в родное ведомство, которое, правда, теперь именовалось не министерством, а наркоматом.
По предложению своего бывшего наркома Леонида Борисовича Красина, ставшего наркомом внешней торговли, Якушев в НКВТ представлял интересы НКПС.
Но почему Александр Александрович вместо уютного служебного кабинета в НКПС в так называемом «Запасном Дворце» на Ново–Басманной улице очутился в камере Внутренней тюрьмы ВЧК? Просто за монархические взгляды (не высказываемые, разумеется, в форме пропаганды) контрразведка во времена Артузова никого не арестовывала. А вот легкомыслие, сродни хлестаковскому, и тогда, и ранее, и в последующие годы, в том числе и нынешние, не одного человека, и не обязательно плохого, заводило и в Бутырку, и в Кресты, и в Лефортово. Внутренняя тюрьма ВЧК в этом отношении исключения не составляла.
Первую крупномасштабную операцию, построенную на принципе легендирования, решено было направить против той части монархической белой эмиграции, которая из–за границы продолжала вести активную подрывную работу против советской России. План организации крупной легенды предложил Виктор Кияковский (Стацкевич), возглавлявший в КРО отделение по борьбе со шпионажем со стороны стран Центральной и Западной Европы и Америки. Будущей контрреволюционной группе Артузов придумал название Монархическая организация Центральной России (сокращенно – МОЦР). В марте 1923 года вернулся в центральный аппарат КРО из Туркестана, где он некоторое время работал, один из самых сильных сотрудников Артузова – Владимир Андреевич Стырне. Он–то и придумал для МОЦР криптоним «Трест». Под этим названием вошла в историю вся операция в целом.
На Западе (да и у нас порой) до сих пор классическую контрразведывательную и одновременно разведывательную операцию «Трест» и параллельно с ней проводимую «Син–дикат–2» (направленную против Савинкова) преподносят в популярной литературе (профессионалы спецслужб на том же Западе относятся к ним весьма уважительно) как «провокации». Дескать, они имели целью вовлечь в мифические организации людей, до того и не помышлявших о борьбе с советской властью, чтобы политически их дискредитировать, затем репрессировать и за все это получить ордена, повышения по службе, материальные льготы.