Артузов начал перебирать в памяти «наследство», которое оставил Опперпут после своего бегства, вспомнил о найденной записке, которую тот оставил жене: «Ты услышишь скоро обо мне как о международном авантюристе»[44]
.Много раз прокручивал в голове Артузов ситуацию со Стауницем. Лопухнулся он здорово. В памяти остался разговор с Менжинским.
Этот человек с обликом шекспировского Калибана (так его отныне всегда называл про себя Артузов), нравственный урод и отщепенец, был еще и поразительным тщеславцем. Теперь его, видите ли, прельстила сомнительная слава международного проходимца от шпионажа. Однако, кажется, эта фраза из письма наталкивает на одну идею…
Артузов встал, с облегчением тряхнул пышной шевелюрой, в которой уже было изрядно седины.
— У вас есть вопросы ко мне, появились сомнения? — спросил Вячеслав Рудольфович. — Сомнения, конечно, могут быть, но только относительно методов достижения цели, но у вас не должно быть сомнений, даже малейших, в нашем успехе. Это очень важно. Наступайте!
— Уж больно изворотлив противник, Вячеслав Рудольфович…
— Вы хотите сказать, что такой может, как говорят на Востоке, сурьму с глаз украсть? Учтите, где больше риска, там и чести больше. И мы кое-что придумаем против противника — комбинацию и маневр, наметим план действия. И еще хочу вам заметить в связи с делом Опперпута: постоянно совершенствуйте механизм отбора в наши ряды. И всегда помните: чекист шагает в ногу с партией. А вы знаете, какое внимание партия уделяет работе с людьми. Сила танцовщика — в ногах, сила кузнеца — в руках.
Наша сила — в доверии к нам нашей партии и нашего народа. Нам всегда простят отдельную ошибку, но никогда не простят огульной подозрительности ко всем и каждому лишь потому, что имеют место осечки, вроде дела Опперпута, и то лишь на его конечной стадии.
Заканчивая малоприятный для Артузова разговор, Менжинский в заключение сказал: «Ну а с "Трестом", разумеется, придется заканчивать. Он свои функции выполнил. Вы свободны, Артур Христианович»…
Собранный и напряженный внутренне, готовый немедленно приступить к самым энергичным действиям, вышел Артузов из кабинета начальника и старшего товарища. Теперь главное — не медлить…
Артузову следовало предпринять необходимые шаги по Стауницу.
В первую очередь «Трест» сообщил полякам, что один из деятелей организации — Опперпут — является провокатором. Одновременно буржуазные газеты сообщили о том, что Опперпут вводил центр РОВСа в заблуждение: не совершал, а только имитировал террористические и диверсионные акты и, боясь изобличения и провала, бежал за границу. Возможно, что он, этот авантюрист, будет выдавать себя за агента ОГПУ.
Это возымело должное действие и поколебало доверие эмигрантских кругов к Опперпуту. Вскоре в ОГПУ поступил очередной номер белоэмигрантской газеты «Руль». Она вопрошала: «С какими новыми заданиями приехал Опперпут?». Подобный же материал напечатала и другая газета — «Свобода». Значит, предпринятые Артузовым меры оказались действенными.
Опперпут ответил этим газетам через рижскую «Сегодня». Пытаясь оправдаться, он клялся, что всеми средствами готов доказать свою лояльность западной демократии, требовал проверить его в деле. Эдуард Оттович вызвался ни много ни мало как… взорвать здание ОГПУ!
Какая же судьба постигла Марию Захарченко и Стауница-Опперпута? Они прожили недолго.
В отместку за то, что «Трест» долго сдерживал теракты, Кутепов отдал приказ: убивать как можно больше видных советских работников. Началась переброска террористов в Советский Союз.
Стауниц-Опперпут сначала был в заключении у финнов, потом его освободили. В эмигрантской газете «Сегодня» появились статьи о «Тресте». Но кольцо вокруг автора статей сузилось: от него требовали убийства Якушева и связанных с ним чекистов. Это означало, что Стауниц одним из первых должен был отправиться на советскую территорию. Отказ от этого означал для него гибель. Стауницу дали список сотрудников ОГПУ, которых предполагали убить первыми.