Артур Артузов – отец советской контрразведки

Раньше, когда Якушев думал, что может быть арестован ЧК, ему представлялся матрос с маузером, мат и угрозы. Потому его и удивил этот молодой человек. Допрос он вел как бы небрежно, будто бы думая о другом, но это был опасный противник. И когда следователь поймал Якушева на явной издевке, с которой была написана одна докладная записка, тот с удивлением спросил:

— Вы инженер?

Оказалось, что следователь окончил Петроградский политехнический институт.

— Как же вы оказались, на таком месте?

— А мы, большевики, идем туда, куда нас пошлет партия. Так вернемся к тому, как вы работали при царе и как работали при Советской власти. Есть разница: при царе вы сами признали, что вам резали сметы, вы даже ругаете министерство финансов; при Советской власти вам шли навстречу по мере сил. Так или не так?

Якушев вынужден был согласиться.

Читая показания Якушева, следователь вдруг спросил:

— Вы семейный человек, у вас дети… Но вы не отказывали себе в некоторых развлечениях?

— С вашей точки зрения, это преступление? Я старый балетоман.

— Да… Но Мила Юрьева… Вы посещали ее как любитель балета?

— Я был у нее один раз.

— В Петрограде, в ее квартире, в доме Толстого, на Фонтанке.

— Да… То есть я был в театре на ее бенефисе и потом поехал к ней…

— Вы были ее гостем. Но кроме вас кто-нибудь был у нее в тот вечер?

— Право не помню. Это ведь было давно.

— Осенью 1917 года. Потом гости разошлись, а вы остались. Вы и еще один гость.

— Да… Какой-то негоциант, восточный человек.

— Месье Массино.

— Да… Кажется, его так звали.

Больше следователь не возвращался к этому вопросу. Но Якушев долго размышлял, откуда взялась эта Юрьева. Пустая девчонка… И вдруг вспомнил: кто-то говорил ему, что Милу Юрьеву арестовала ЧК b 1918 году. А этот Массино был ее покровителем. О встрече с Массино не хотелось вспоминать. В следующий раз следователь как будто не интересовался ни танцовщицей, ни господином Массино. Он не спрашивал о том, что делал Якушев за границей, и это одновременно успокаивало и тревожило.

Дни шли. Вызова к следователю не было.

Якушев размышлял о прожитой жизни, хлебал из жестяной мисочки суп, то есть вычерпывал пшено и какие-то кусочки, плавающие в водице, или крошил в эту водицу черствый хлеб. Впрочем, он знал, что голодала вся страна. И тут ему вспомнились обеды у Донона и домашний повар. Но Якушев все-таки предпочитал в это время хорошие рестораны и приятную компанию равных ему по положению людей. Он был интересный собеседник, любил грубоватые, «с перцем» анекдоты, умел рассказывать пикантные истории — словом, был, что называется, светский человек, директор департамента, штатский генерал, которого принимали в некоторых домах петербургской знати. Его мечтой было побывать на костюмированном балу у графини Клейнмихель, но туда так и не позвали.

Вспоминал, вспоминал… 17-й год.

Все тревожило, огорчало, раздражало. Александр Александрович искал утешения… Осенью семнадцатого года он решил развлечься и, получив приглашение на бенефис Милочки Юрьевой, отправился в театр миниатюр на Троицкой. Якушев ценил не столько талант Милочки, сколько ее миловидность и пухленькие плечики, когда он пришел за кулисы поблагодарить танцовщицу «за доставленное удовольствие», то встретился с ее покровителем Массино, о котором слышал как о загадочном субъекте. Господин Массино, видимо, был предупрежден об этой встрече и тут же пригласил его к Милочке Юрьевой на квартиру.

У Якушева осталось воспоминание о квартире Юрьевой, обставленной в восточном вкусе, об уютной гостиной с расписным фонарем в потолке, коврах, тахте и восьмигранном столике перед ней, о розовом, редком в то время, шампанском. Но более всего он запомнил беседу с «турецким и восточных стран негоциантом» месье Массино, как значилось на визитной карточке.

Когда после Октябрьской революции до Якушева дошел слух об аресте Милочки, он отнесся к этому равнодушно. И вот следователь напомнил Якушеву о ней и ее покровителе.

Все-таки как получилось, что он, Якушев, здесь, в четырех стенах, арестант? Ничто не предвещало беды, подполье хорошо законспирировано, иначе бы его не послали в командировку за границу. Удивила тотчас, вслед за возвращением, командировка в Сибирь, в Иркутск. Он не терпел проводов, уехал на вокзал один. На вокзале вышло какое-то недоразумение с билетом. Потом он оказался в автомобиле — и здесь, в камере. Конечно, его арестовали за старое, за то, что было в Петрограде, если за другое, тогда — конец.

Обо всем этом думал Якушев, зажмурив глаза, чтобы не видеть решетки в окне.

Раздумья прервал надзиратель. Якушева повели на допрос. Они шли по коридорам бывшего жилого дома. Проходы из квартиры в квартиру были пробиты зигзагами, так чтобы квартиры сообщались между собой. Здесь разместились следователи и другие сотрудники ЧК. Якушева привели в просторную комнату, не в ту, где происходили первые допросы. Видимо, эта большая комната была когда-то гостиной, от прежнего убранства сохранилась только люстра с хрустальными подвесками.