Парижская резидентура ИНО уже давно получила распоряжение Менжинского проникнуть в Торгпром. Перебрав несколько кандидатур из числа деятелей этой организации, резидент ИНО Владимир Борисович Янович{74}
остановил свой выбор на Третьякове. И не прогадал. Третьяков охотно пошел на сотрудничество, к тому же ему положили вполне приличное по тем временам жалованье, что, кстати, помогло восстановить семью.Агентом Третьяков–Иванов оказался весьма ценным: компетентным, умным и честным. Резидентура в этом неоднократно убеждалась, когда могла перепроверить его информацию через другие источники. В частности, от Третьякова внешняя разведка достоверно знала, что Торгпром давно разорен, не имеет денег даже на выплату жалованья сотрудникам; этим, в частности, объяснялось и бедственное материальное положение Третьякова. Следовательно, никаких денег от Торгпрома Промпартия никак получать не могла.
Вкупе с другими соображениями, например, категорическим опровержением всех предъявляемых ему обвинений ответственным работником Госплана СССР Виктором Ларичевым, Артузов пришел к выводу, что здесь что–то не так. Разговора с Ягодой у него не получилось, тогда Артузов пошел к Менжинскому. Председатель ОГПУ не имел права сообщать ему о секретных и категоричных указаниях Сталина, но пошел навстречу просьбе Артузова и освободил его от участия в следствии.
Естественно, при такой подготовке процесса не обошлось без накладок. На одном из заседаний суда выяснилось, что известный русский миллионщик из старообрядцев, вовремя уехавший в эмиграцию, Павел Рябушинский никак не мог в 1927—1928 годах передавать деньги для Промпартии, поскольку еще в 1924 году умер.
В Париже, уже после того как его имя было упомянуто на суде, Третьяков заявил резиденту ИНО, что не только не передавал Промпартии денег по причине их полного отсутствия, но даже никогда не слышал фамилий обвиняемых, с которыми он якобы поддерживал связь. (К слову сказать, упоминание фамилии Третьякова на процессе едва не привело к разоблачению ценнейшего агента французской контрразведкой, причем самими эмигрантами.)
Пятеро обвиняемых по делу Промпартии были признаны «главарями подпольной контрреволюционной шпионско–диверсионной организации, основанной при поддержке империалистических держав еще в 1920 году», и приговорены к расстрелу. Еще трое – к тюремному заключению.
Трудно сказать, почему Сталин в последний момент изменил свое решение. Может, предвидел неблагоприятную реакцию Запада или в тот момент ему было выгодно проявить милосердие. Как бы то ни было, Президиум ЦИК, учитывая полное признание обвиняемых и раскаяние, заменил расстрел на десяток лет тюремного заключения.
Показательна судьба главного «героя» судебного процесса – Леонида Рамзина. Он действительно был крупнейшим теплотехником, с первых лет советской власти относился к ней вполне лояльно, даже доброжелательно. В свое время Ленин, невзирая на сопротивление Сталина, разрешил ему выехать за границу для лечения серьезной болезни.
После вынесения приговора Рамзин был определен в одно из научно–производственных учреждений ОГПУ (впоследствии они были прозваны «шарашками»), где продолжал работать по специальности. В 1936 году по распоряжению Ягоды (разумеется, санкционированному в верхах) он был досрочно освобожден. Далее, можно сказать, начались чудеса. Рамзина награждают орденами Ленина и Трудового Красного Знамени; без защиты диссертации присваивают ученую степень доктора технических наук; сконструированному им прямоточному котлу официально дают наименование «система Рамзина». Наконец, вручают Сталинскую премию первой степени, денежная часть которой тогда равнялась примерно десятилетнему окладу профессора университета{75}
.Судьба Сергея Третьякова сложилась не столь удачно. Его активное сотрудничество с советской внешней разведкой, базировавшееся уже не только на материальной, но и патриотической основе, длилось десять лет, вплоть до оккупации Парижа немцами.
В 1934 году Третьяков, чьи денежные дела пошли на поправку, купил несколько квартир в доме 29 по рю де Колизе. К этому времени РОВС тоже обнищал, и преемник Ку–тепова на посту председателя генерал–лейтенант Евгений Карлович Миллер искал помещение подешевле. Третьяков и предложил ему квартиру по сходной цене прямо под собственной.
Когда немцы вошли в Париж, Третьяков чем–то вызвал их подозрение. Гестаповцы провели в его квартире тщательный обыск и обнаружили в помещениях РОВС и Торгпрома (тоже снявшего в этом доме кабинет, в котором проводились заседания его правления) тщательно замаскированные микрофоны. Провода вели в расположенный выше кабинет Третьякова. Немцы арестовали Сергея Николаевича и отправили в Германию, в концентрационный лагерь Ораниен–бург. Здесь его расстреляли 16 июня 1944 года.