Артур Артузов

На флоте Леман прослужил десять лет, уволился в звании обер–фельдфебеля в 1911 году и поступил на службу в прусскую полицию. Через несколько лет его, добросовестного служаку, ставшего к тому же квалифицированным специалистом, перевели в политический отдел берлинского поли–цайпрезидиума, размещавшегося в огромном здании с собственной тюрьмой на знаменитой Александерплац. Политический отдел полиции тогда являлся, по существу, настоящей контрразведкой.

Леман был женат. Его жена Маргарет унаследовала в Си–лезии маленькую гостиницу с ресторанчиком для туристов. После окончания мировой войны Леман мечтал об одном: по достижении пенсионного возраста поселиться в тех краях и открыть частное сыскное бюро. Леманы были бездетны, жили скромно, ничего лишнего себе не позволяли.

Леман политикой не интересовался, однако нацистов терпеть не мог, поскольку, как человек здравомыслящий, понимал, что все их социальные программы и крикливые лозунги всего лишь демагогия. К тому же, профессиональный полицейский, он считал совершенно недопустимым их бандитские методы борьбы за власть. Попустительства своего высшего начальства по отношению к нацистам не понимал и не одобрял.

В 1930 году Лемана перевели на «чистую», как сегодня сказали бы, престижную работу: вести наблюдение за несколькими дипломатическими объектами, в том числе за полпредством СССР. Самое курьезное заключается в том, что к этому времени он уже был… агентом ИНО ОГПУ! К сотрудничеству с советской разведкой Леман пришел вполне самостоятельно. Не очень–то веря в коммунистические идеи, он, однако, искренне симпатизировал России еще, как уже было сказано, со времен трагической Русско–японской войны. Отношения с резидентурой он завязал весьма хитроумным способом.

У Лемана был приятель по имени Эрнст Кур, которого за какие–то дисциплинарные проступки из полиции выгнали. Он бедствовал, и Леман подсказал ему способ поправить свои денежные дела: связаться с советским полпредством. Произошло это в 1929 году. Кур связался и стал поставлять берлинской резидентуре важную информацию о работе политической полиции, предупреждал, за кем из советских ведется наблюдение, и т. п. Куру присвоили номер А/70 и псевдоним Рауппе. Очень скоро тогдашний берлинский резидент понял, что информация уволенного из полиции агента – вторична. Он ее получает от какого–то действующего сотрудника и не рядового шуцмана. Так был установлен контакт с первоисточником – Вилли Леманом, которому дали номер А/201.

Встречи с Куром отныне утратили всякий смысл, к тому же он стал чрезмерно много пить, а в пьяном виде – болтать. Куру посоветовали перебраться в Швейцарию и открыть там молочную лавку, на что выдали деньжат. Связь с ним, однако, не прервали и спустя некоторое время стали получать от него кое–что полезное уже на новом месте.

В Москве сразу поняли ценность Лемана. Уже в сентябре 1929 года из Центра в берлинскую резидентуру пришла шифровка: «Ваш новый агент А/201 нас очень заинтересовал. Единственное наше опасение в том, что вы забрались в одно из самых опасных мест, где малейшая неосторожность со стороны А/201 или А/70 может привести к многочисленным бедам. Считаем необходимым проработать вопрос о специальном способе связи с А/201».

В ответе резидентура сообщала: «…Опасность, которая может угрожать в случае провала, нами вполне учитывается, и получение материалов от источника обставляется максимумом предосторожностей».

Когда Гитлер стал рейхсканцлером Германии, а Геринг – главой правительства и министром внутренних дел Пруссии, Леман уже занимал в политическом отделе полиции, вскоре преобразованном «наци номер 2» в гестапо, достаточно прочное положение. Его заметил и приблизил к себе Геринг. Ле–ман находился при нем и в «Ночь длинных ножей» 30 июня 1934 года, о чем подробно информировал находящегося тогда в Германии на нелегальном положении Василия Зарубина. Советский разведчик работал тогда в Западной Европе под видом чеха, специалиста рекламного дела Ярослава Кочека.

Тогда же Леман выполнил весьма важное задание Арту–зова, которое тот получил непосредственно от Сталина: он умудрился найти повод, чтобы проникнуть в знаменитую берлинскую тюрьму Моабит (это не входило в его прямые обязанности), дабы убедиться, что вождь немецких коммунистов Эрнст Тельман жив, и выяснить состояние его здоровья. По заданию Центра Леман, которому присвоили новый, уже именной псевдоним Брайтенбах, добыл тексты нескольких телеграмм гестапо для дешифровальной службы советской разведки.

Весной 1935 года тогдашний куратор Брайтенбаха наблюдательный Василий Михайлович Зарубин при очередной встрече с Леманом обратил внимание на характерные мешки под глазами агента. Оказалось, что у Лемана, который обычно производил впечатление отменного здоровяка, серьезное заболевание почек, опасно обостренное на почве диабета. Встревоженный Зарубин поставил об этом в известность Москву.