Артур Артузов

Тем временем дворник, попыхивая цигаркой, набитой, судя по дерущему горло дыму, смесью махорки с тертым мхом, осторожно подошел к незнакомым людям, в которых, по своему долголетнему опыту, сразу распознал власть.

– Не бойтесь, папаша, мы не разбойники. ЧК, вот мандат.

Павлуновский расстегнул пальто, собираясь показать документ, чтобы успокоить дворника, но тот замахал руками, когда увидел форменную гимнастерку и портупею, дескать, и так все ясно.

– Щепкин Николай Николаевич дома?

– А где ж ему быть в такую пору?

– До него есть дело. Пойдете с нами, будете понятым. Где он спит?

– В верхних покоях.

– У него кто–нибудь ночует?

– Не приметил, чтобы кто с вечера заходил к нему, – уклончиво ответил дворник.

Артузов знал, что Щепкин уже в летах и вряд ли способен оказать вооруженное сопротивление, однако некоторые меры предосторожности предпринять не мешает, мало ли кто может оказаться в доме кроме хозяина.

Но он помнил инструкцию Дзержинского: оружие применять только в случае, если угрожает опасность. Помнил также и ставшее законом для чекистов, проводящих обыск и дознание, строжайшее указание: обращение с арестованными и их семьями должно быть вежливым, никакие окрики и нравоучения недопустимы, равно как недопустимы угрозы каким–либо оружием.

Чекисты решили войти в дом через парадное, предварительно проинструктировав дворника. После долгого, настойчивого стука за дверью послышались тихие шаги. Испуганный женский голос спросил:

– Кто будит в неурочный час?

– Это я, сторож Пафнутий, вот привел к барину господ. У них к нему дело важное…

– Сейчас открою, вот только за свечой сбегаю.

Через несколько минут вновь послышались осторожные шаркающие шаги. Видимо, в доме Пафнутию доверяли, потому что без лишних слов служанка откинула цепочку, сняла крюк и отомкнула ключом замок. Чекисты шагнули через высокий порожек в темный коридор и – прямо наверх. Кто–то рывком открыл зеркальную дверь спальни – никого. Неужто скрылся? Быстро к кабинету. Через дверную скважину мерцал свет от свечи. Артузов потянул за ручку, дверь оказалась запертой.

– Откройте. Именем закона…

За дверью раздался какой–то звук, потом свет исчез, видимо, хозяин взял свечу в руку. Послышался глухой голос:

– Обождите, господа, только халат надену.

Щепкин явно тянул время. А один ли он в кабинете? – засомневался Артузов. Об этом уже подумал и опытный Павлуновский. И выругал себя: не догадался выставить пост у окон со двора, понадеялся, что с высокого второго этажа вряд ли человек рискнет выпрыгнуть. Тем более в темноте. Исправляя ошибку, Иван Петрович торопливо бросил:

– К окнам снаружи!

Мигом кинулся на улицу молодой оперативный работник, выхватывая на ходу наган.

Дверь распахнулась. В проеме стоял пожилой человек со свечой в руке. На лице не заметно и тени беспокойства. Или чист душой, или выдержка… Пока говорить рано.

– Входите, господа. Чем обязан ночному визиту?

– Гражданин Щепкин? – спросил Павлуновский.

– Да, я. Могу паспорт показать.

– Не нужно, верим.

Поставив свечу на придан – круглый столик на одной ножке, Щепкин все же направился к массивному орехового дерева бюро. Павлуновский остановил его:

– Считаю личность установленной. А теперь, извините, мы должны осмотреть квартиру.

– На предмет?

– Не храните ли оружия, не прячете ли подозрительных людей.

– Господь с вами. Я законов не нарушаю.

При свете свечи Артузов разглядел, как затряслась возмущенно бородка–клинышек. Однако Щепкин быстро взял себя в руки. Сцепил замком крупные, видать, еще сильные пальцы. Спокойно сказал:

– Извините, немного понервничал… Но сами понимаете, время в Москве неспокойное, анархисты шастают по квартирам, а то и просто бандиты.

Чекисты приступили к делу. Павлуновский подошел к окну. Тронул задвижку – не на запоре. Значит, не исключалось, что до их прихода кто–то выпрыгнул в окно. «Вот для чего Щепкин тянул время, кому–то уйти надо было» – и еще раз выругал себя за упущение.

– Кто ушел от вас через окно? – спросил Павлуновский хозяина.

– Никто, – с достоинством ответил Николай Николаевич. – Если вы по поводу отомкнутого шпингалета, то объяснение простое, самое что ни на есть житейское: проветривал кабинет, потому как спать в духоте не могу.

Артузов подошел к окну. В светлом пятне, отброшенном на землю освещенным окном, выделялись какие–то черные силуэты.

Обыск продолжался. Пока – ничего, что можно было бы хоть в малую вину поставить домовладельцу. И тут запыхавшийся оперативник с наганом в руке ввел в кабинет незнакомого человека, перепачканного уличной грязью.

– Вот задержал, – доложил чекист.

– Кто такой? – спросил Павлуновский. Незнакомец исподлобья метнул взгляд в Щепкина, видимо, искал у него немого приказа – говорить или молчать.

– Документы!

– Могу предъявить, – и незнакомец протянул помятую бумажку.

– Клишин, – прочитал вслух Павлуновский.