Артур Артузов

«В Праге меня предупредили, что в Москве со мной будут беседовать очень важные лица. И действительно, в конце апреля меня отвели в бывший долгоруковский особняк, в маленькую комнату, где на диване лежал одетым усталый сонный мужчина средних лет, а рядом, оседлав стул, положив руки на его спинку, сидел и курил мужчина помоложе, брюнет, с раскосыми глазами. Потом мне сказали, что лежал А. Х. Артузов, а сидел М. Горб^{89}. Рядом стоял еще один стул, и мне предложили сесть. Я не знал, кто эти люди и что они от меня хотят, но чувствовал, что это большие начальники и что от разговора с ними зависит моя будущая судьба. Мне шел тогда 25–й год, я был недурен собой и одет в свой лучший костюмчик, что особенно бросалось в глаза на фоне толстовок и тапочек московских студентов. На лице Горба отразилось явное недоброжелательство, он окинул меня мрачным взглядом и отвел глаза в сторону. Артузов, напротив, с видимым интересом принялся разглядывать меня и мой костюм, не скрывая доброжелательную улыбку.

– Ну, давайте знакомиться. Рассказывайте все о себе. Не тяните, но и не комкайте. Я хочу знать, из какой среды вы вышли.

Я рассказал все честно и прямо о своем происхождении, о похождениях в эмиграции. Горб нахмурился и окончательно помрачнел. Артузов расхохотался при рассказе о комичных эпизодах из жизни деда со стороны матери – казака, а насчет отца уточнил, что я его не знаю, сам ему не писал, от него писем не получал, но воспитывался на его деньги, передаваемые тетей, Варварой Николаевной Какориной.

Выслушав мой рассказ, Артузов обратился к Горбу:

– Ладно, ладно, Миша, все проверим, все в наших руках. Но товарища мы к делу пристроим. Испытаем в работе, а там будет видно.

Горб молчал.

– Пустим его, Миша, по верхам. Ты понял меня? По верхам. – Артузов поднял руку к потолку и, все еще лежа на диване, пошевелил в воздухе пальцами. – Посмотрим, чего он стоит. – И, обращаясь уже ко мне, спросил: – Где вы хотели бы у нас работать?

– Я не знаю… – начал я, но, поняв, что робость не произведет хорошего впечатления, добавил, выпятив грудь: – Там, где опаснее!

Артузов улыбнулся, Миша отвернулся.

– Опаснее всего вербовать друга в стане врагов! – сказал Артузов. – Работа вербовщика считается у нас наиболее опасной.

Я не имел никакого представления об этой работе, но храбро сказал:

– Ну что ж, я хотел бы быть вербовщиком.

– Ладно. Ладно, идите. Посмотрим, – закончил разговор Артузов. – Желаю успеха.

Так я вернулся в Прагу сотрудником Иностранного отдела и с этого времени в графе «стаж работы» всегда проставлял в анкете именно эту дату».

Таким образом, принял Быстролетова в Иностранный отдел начальник… Контрразведывательного отдела! И присутствовавший при беседе помощник начальника ИНО Горб хоть и морщился, но указание «чужого» начальника выполнил. Уже одно это красноречиво свидетельствует об авторитете Артузова в ОГПУ.

«… Я был недурен собой», – скромно пишет Быстроле–тов. На самом деле он был невыразимо красив, прямо–таки голливудский герой–любовник типа Кларка Гейбла. К тому же, что вовсе не типично для кинозвезд, умен, хорошо образован, обладал литературными способностями, прекрасно рисовал – занимался и живописью, и графикой. В довершение всего в совершенстве владел… двадцатью иностранными языками! Стоит перечислить их: английский, немецкий, датский, голландский, фламандский, норвежский, африка–нерский, шведский, португальский, испанский, румынский, французский, итальянский, сербохорватский, чешский, словацкий, болгарский и польский. Украинский и белорусский Быстролетов за иностранные не считал.

Примерно столько же языков знал и Менжинский. Однако активно Менжинский пользовался только тремя или четырьмя, говорить по–персидски или по–японски ему на Лубянке попросту было не с кем. Быстролетову же приходилось пользоваться едва ли не всеми в своих бесчисленных скитаниях по миру – то под видом венгерского графа Лади–слава Перельи, то английского лорда Роберта Гренвилла, то чеха Йозефа Швермы, то грека Александра Галласа…

Быстролетов стал превосходным вербовщиком, в этом ему помогали редкостные не только лингвистические, но и артистические способности.

Разведчик от Бога, он оказался и прирожденным изобретательным розыскником, в этом отношении ему могли бы позавидовать самые удачливые контрразведчики и агенты угро. Порой он творил настоящие чудеса.

Как–то в одной из европейских резидентур стало известно, что в типографии английского Форин Офис, то есть министерства иностранных дел, работает наборщик, который сильно нуждается в деньгах. За полтора года, объездив несколько стран, Андрей, не располагая больше никакими данными, разыскал этого человека, который оказался всего лишь посредником. Не довольствуясь этим, Быстролетов сумел идентифицировать и подлинного владельца информации – высокопоставленного чиновника МИД – и завербовать его. В результате в ИНО «потекли» секретные документы, раскрывающие планы и намерения английской внешней политики.