Он ни с какой стороны не умалял ценность и качество пера сэра Артура. Статьи с редким искусством описывали «цепь обстоятельств, которые кажутся столь необычайными, что далеко превосходят выдумки беллетристического писателя». Джордж читал и перечитывал с гордостью и благодарностью такие заявления, как: «Пока каждый и все эти вопросы не получат ответа, темное пятно не сотрется с административных анналов нашей страны». Сэр Артур обещал поднять шум, и шум, который он поднял, прокатился далеко за пределы Стаффордшира, далеко за пределы Лондона, далеко за пределы самой Англии. Если бы сэр Артур не сотряс деревья, как он выразился, то министерство внутренних дел почти наверное не назначило бы комиссию. Хотя как сама комиссия воспримет шум и сотрясение деревьев — вопрос совсем другой. Джорджу казалось, что сэр Артур отнесся к тому, как министерство внутренних дел приняло записку мистера Йелвертона, слишком уж жестко, когда писал, что он «не способен вообразить чего-либо более нелепого и несправедливого даже и в духе восточного деспотизма». Обличение в деспотизме, вероятно, не лучший способ убедить обличенных быть впредь не столь деспотичными. А затем шло формулирование улик против Ройдена Остера…
— Джордж! Прошу извинения, нас задержали.
Он стоит прямо напротив него, и не один. Рядом с ним красивая молодая женщина; она выглядит ослепительной и полностью уверенной в себе в платье зеленого цвета, оттенок которого Джордж понятия не имеет, как назвать. В этих цветовых нюансах разбираются только женщины. Она чуть улыбается и протягивает ему руку.
— Мисс Джин Леки. Мы… делали покупки. — В его тоне звучит неуверенность.
— Нет, Артур, вы разговаривали. — Ее тон благодушен, но тверд.
— Ну, я разговаривал с лавочником. Он служил в Южной Африке, и вежливость требовала спросить его…
— Тем не менее это значит разговаривать, а не делать покупки.
Джорджа этот обмен репликами ставит в тупик.
— Как вы могли заметить, Джордж, мы готовимся к свадьбе.
— Очень рада познакомиться с вами, — говорит мисс Джин Леки, улыбаясь более широко, так что Джордж замечает, что передние зубы у нее крупноваты. — А теперь мне пора. — Она поддразнивающе покачивает головой в сторону Артура и упархивает.
— Брак, — говорит Артур, погружаясь в кресло комнаты для писания писем.
Вопросом это счесть нельзя. Однако Джордж отвечает:
— Положение, которое я надеюсь обрести.
— Ну, положению этому присуща загадочность, должен вас предостеречь. Блаженство, конечно, но частенько чертовски загадочное блаженство.
Джордж кивает. Он не согласен, хотя и признает, что не располагает фактами, достаточными для выводов. Безусловно, он не назвал бы брак своих родителей чертовски загадочным блаженством. Ни одно из этих слов ни с какой стороны не приложимо к жизни в доме священника.
— Ну так к делу.
Они обсуждают статьи в «Телеграф», вызванные статьями отклики, гладстоновскую комиссию, ее полномочия и членов. Артур прикидывает, следует ли ему лично разоблачить родство сэра Альберта де Ратцена, или намекнуть какому-нибудь газетному издателю у себя в клубе, или вообще не касаться этого обстоятельства. Он смотрит на Джорджа, ожидая услышать незамедлительное мнение. Но незамедлительного мнения у Джорджа нет. Возможно, потому, что он «очень застенчив и нервен», или потому, что он солиситор, или же потому, что ему трудно преобразиться из символа кампании сэра Артура в его советника по тактике.
— Я думаю, посоветоваться тут нужно с мистером Йелвертоном.
— Но я советуюсь с вами, — отвечает Артур, будто Джордж непростительно мямлит.
Мнение Джорджа (если это вообще мнение, так как более походит на инстинкт) сводится к тому, что первый вариант будет слишком вызывающим, а третий — чересчур пассивным, а потому в целом он скорее склонен посоветовать средний курс действий. Разве что, разумеется… и, начиная взвешивать все заново, он ощущает нетерпение сэра Артура. А оно, нельзя отрицать, заставляет его немножко нервничать.
— Я позволю себе одно предсказание, Джордж. Они затеют игру с докладом комиссии.
Джордж не знает, все ли еще Артура интересует его точка зрения на предыдущую проблему. И решает, что нет.
— Но они же обязаны его опубликовать.
— Разумеется, должны, и опубликуют. Но я знаю, как действуют правительства, особенно оказавшись в неловком или постыдном положении. Они так или иначе его упрячут. Похоронят, если сумеют.
— Но каким образом?
— Ну, для начала они могут опубликовать его в пятницу к концу дня, когда все уже разъедутся на субботу-воскресенье. Или во время парламентских каникул. Есть множество всяких уловок.
— Но если доклад будет хорош, он же покажет их в благоприятном свете.