Артур и Джордж

Он взял с полки «Воспоминания и приключения», автобиографию сэра Артура, плотный полуночно-синий том, опубликованный шесть лет назад. Он открылся, как всегда открывался, на странице 215-й. «В 1906 году, — прочел он снова, — моя жена скончалась после долгой болезни… Некоторое время после этих дней мрака я был не способен заняться чем-либо, пока внезапно дело Идалджи не повернуло мою энергию в совершенно непредвиденное русло». Начало это всегда немного смущало Джорджа. Оно как бы подразумевало, что его дело подвернулось в удобную минуту, и его особенности оказались как раз тем, что требовалось, чтобы извлечь сэра Артура из трясины уныния; и он мог бы отнестись к его делу по-другому, вернее, вовсе никак, не умри первая леди Конан Дойль незадолго перед тем. Или это несправедливо? Не слишком ли въедливо он анализирует простую фразу? Но ведь именно этим он занимался каждый день своей профессиональной жизни: въедливо читал. А сэр Артур предположительно писал для внимательных читателей.

Было много других фраз, которые Джордж прежде подчеркнул карандашом и аннотировал на полях. Вот, для начала, о его отце: «Как приходской священник оказался парсом или как парс оказался приходским священником, я понятия не имею». Ну, когда-то сэр Артур имел это понятие, очень правильное и точное, потому что в «Гранд-Отеле» на Чаринг-Кросс Джордж подробно описал путь своего отца. А затем вот это: «Быть может, какой-нибудь широких взглядов патрон пожелал продемонстрировать вселенский характер Англиканской Церкви. Надеюсь, эксперимент повторен не будет, так как, хотя священник был приятным и глубоко верующим человеком, появление цветного служителя Церкви с сыном-полукровкой в грубом невежественном приходе не могло не привести к прискорбному положению вещей». Джордж нашел это несправедливым: практически вина за все случившееся возлагалась на семью его матери, поскольку приход был в ее распоряжении. Не понравилось ему и что сам он именовался сыном-полукровкой. Несомненно, в техническом смысле это отвечало истине, но он не думал о себе так, или о Мод как о своей сестре-полукровке, или об Орасе как о своем брате-полукровке. Неужели не было способа выразить это лучше? Пожалуй, его отец, веровавший, что будущее мира зависит от гармонического сосуществования рас, нашел бы более удачное выражение.

«Возбудила мое негодование и дала мне силу и упорство довести начатое до конца в первую очередь полная беспомощность этой беззащитной маленькой группы людей: цветного священника в его необычном положении, мужественной синеглазой седовласой матери, юной дочери, затравленных распоясавшимися неотесанными мужланами». «Полная беспомощность»? Из этих слов не понять, что его отец опубликовал собственный анализ дела до того, как сэр Артур вообще появился на сцене; или что его мать и Мод все время писали письма, заручались поддержкой и собирали свидетельства в его пользу. Джорджу казалось, что сэр Артур, заслуживая всяческой благодарности и признания всего, чего он добился, слишком уж был полон решимости присвоить себе всю благодарность и всю честь совершенного. Он, бесспорно, принизил долгую кампанию мистера Вулеса в «Истине», не говоря уж о мистере Йелвертоне и петициях и сборах множества подписей. Даже рассказ сэра Артура о том, как он вообще узнал о деле, был крайне недостоверен. «На исходе 1906 года мне случайно в руки попала неизвестная газетка под названием „Арбитр“, и мой взгляд упал на статью, представлявшую его собственное изложение своего дела». Но сэру Артуру «неизвестная газетка» «случайно попала в руки» только потому, что Джордж послал ему все свои статьи с длинным сопроводительным письмом. Как сэру Артуру должно было быть известно, и притом прекрасно.

Нет, подумал Джордж, это недостойно с его стороны. Сэр Артур, несомненно, писал по памяти, исходя из версии событий, которую на протяжении многих лет неоднократно рассказывал и пересказывал. Профессионально имея дело со свидетельскими показаниями, Джордж знал, как постоянные повторения заглаживали первоначальное изложение событий, внушали говорящему сознание собственной важности, делали обстоятельства более убедительными, чем они представлялись в момент самих событий. Его взгляд теперь быстрее заскользил по изложению сэра Артура, избегая выискивать дополнительные искажения. За словами «насмешка над правосудием» следовало: «Подписка, открытая в его пользу „Дейли телеграф“, собрала для него что-то около 300 фунтов». Джордж позволил себе чуть улыбнуться: та самая сумма, которую год спустя собрал призыв сэра Артура в пользу итальянского бегуна-марафонца. Два события растрогали сердце британской публики в точно той же измеримой степени: три года безвинного тюремного заключения и падение в конце спортивного состязания. Ну разумеется, только полезно, когда твое дело предстает перед тобой в истинной перспективе.