Артур Конан Дойл

— Лучший фармацевт в мире, — сказал Бадд, поощрительно похлопав ее по плечу. — Видишь, Дойл, как я это делаю. Я пишу на бумажке рецепт и ставлю условный знак, сколько надо взять с пациента. Больной идет по коридору и передает записку в это окошко. Жена делает лекарство по рецепту, вручает ему флакон и берет деньги. А теперь пошли, пора их выгонять из дома.

Затем Дойл стал свидетелем сцен, которые он никогда не смог бы себе представить или вообще поверить, что они возможны. Час за часом больные входили и выходили с рецептами. Поведение Бадда было невероятным. Он кричал, вопил, ругался, бил пациентов, колотил их, щупал, пихал их так, что они отлетали к стене, втаскивал в комнату за руку, выталкивал из комнаты, время от времени для разнообразия выскакивал в коридор и орал на всех ожидающих внизу. Иногда он не давал им ни слова сказать, а с громким «Ш-ш-ш!» подбегал к ним, прикладывал ухо к груди, выписывал рецепты и выставлял за дверь. Одну старую даму, как только она вошла в дверь, он парализовал громким воплем: «Вы пьете слишком много чая! У вас чайное отравление!» Она не успела произнести ни звука, как он схватил ее за край черной накидки, подтащил к столу и сунул ей под нос том «Медицинского права» Тейлора. «Положите руку на книгу, — громогласно возопил он, — и поклянитесь, что четырнадцать дней не будете пить ничего, кроме какао!» Дама закатила глаза, принесла клятву и была немедленно отправлена за пилюлями. С достоинством вошел тучный мужчина и хотел было начать рассказывать о своих болезнях, но Бадд схватил его за жилетку, вытолкнул в коридор, погнал вниз по лестнице на улицу и, к изумлению прохожих, заорал вслед: «Вы слишком много едите, слишком много пьете и слишком много спите! Пойдите ударьте полицейского и возвращайтесь, когда вас выпустят!» Женщина, которая жаловалась, что у нее такое «ощущение, будто она тонет», получила совет принять лекарство, «а если оно не поможет, проглотить пробку, потому что, когда тонешь, ничто не помогает лучше пробки».

Дойл смеялся до слез, наблюдая за этим необыкновенным представлением, но в то же время понимал, что Бадд — великолепный диагност и неплохой психолог, однако его отношение к лекарствам внушало трепет и тревогу. Бадд считал, что врачи слишком робко прописывают лекарства, боясь отравить своих пациентов. Он же был уверен, что все искусство врачевания заключается в осторожном отравлении, его принцип был «пан или пропал». Во многих случаях он полагался на личный магнетизм, его уверенность придавала уверенности пациентам, его энергия зарождала энергию в них. «Дорогая, — сказал он одной девушке, схватив ее за плечи, раскачивая из стороны в сторону, наклонясь так, что его нос был в трех дюймах от ее носа, — вам станет лучше завтра без четверти десять, а в двадцать минут одиннадцатого вам будет так хорошо, как не было никогда в жизни. Следите за часами и убедитесь, что я прав». В большинстве случаев фокус срабатывал.

В конце дня Бадд смог положить 32 фунта 8 шиллингов и 6 пенсов в свою матерчатую сумку, которую он, к глубокому смущению Дойла, пронес по улицам на вытянутой руке, позвякивая монетами. Его жена и Дойл шли по бокам, как псаломщики при священнике.

— Я всегда специально прохожу через квартал, где живут врачи, — сказал Бадд. — Мы как раз сейчас по нему идем. Они все прильнули к окнам, будут скрежетать зубами и пританцовывать от ярости, пока я не скроюсь из виду.

Дойлу такое поведение показалось недостойным и недружелюбным, о чем он сразу сказал. Миссис Бадд его поддержала. Жена расстроена, пояснил Бадд, потому что жены других врачей не ходят к ней в гости. «Посмотри сюда, дорогая, — воскликнул он, потряхивая сумкой, — это лучше, чем толпа безмозглых женщин, которые будут распивать чай и кудахтать у тебя в гостиной. Я приказал напечатать большую карточку, Дойл, на которой написано, что мы не желаем расширять круг наших знакомств. Служанке приказано показывать ее всякому подозрительному человеку, который приходит в дом».

— А почему ты не можешь зарабатывать деньги своей практикой и оставаться в хороших отношениях с профессиональным братством? — спросил Дойл. — Ты говоришь так, как будто это несовместимые вещи.

— Конечно, несовместимые. Какой смысл ходить вокруг да около, приятель? Все мои методы непрофессиональны, и я постоянно нарушаю все законы медицинского этикета. Ты прекрасно знаешь, что Британская медицинская ассоциация в ужасе воздела бы руки к небу, если бы увидела то, что сегодня видел ты.

— Но почему не подчиниться требованиям профессионального этикета?