Артур Конан Дойл

Он предпринял еще одну попытку пройти в парламент от Приграничных Городов в 1905 году как сторонник тарифной реформы. На победу у него не было никаких шансов, потому что, хотя и было очевидно, что производство шерсти в Хоуике, Галашиле и Селкирке серьезно пострадало от немецкой конкуренции, доктрина свободной торговли была в Шотландии почти религией. Дойл подвергся такому шквалу вопросов и издевательств, что с трудом сдерживался. Он, однако, терпел до последнего мгновения, когда, по иронии судьбы, досталось не его противникам, а, наоборот, одному из его сторонников. Дойл стоял на платформе, ожидая лондонский поезд, когда молодой энтузиаст, полный самых добрых намерений и горящий рвением, схватил его за руку и сжал ее, как в тисках, в сердечном рукопожатии. «И как будто открылся шлюз, — признавался Дойл, — на него обрушился поток выражений из обихода китобоев, которые, как я надеялся, я давно забыл. Эти проклятия, от которых его как ветром сдуло с платформы, стали странным прощанием с моими сторонниками».

Позже ему несколько раз предлагали выставить свою кандидатуру в парламент, но он отказался и до конца жизни пытался оказать влияние на современные ему события более непосредственным образом. Например: он основал стрелковый клуб в Андершо, первый образец миниатюрных клубов-тиров для стрельбы из винтовок, значение которых стало ясно в войне 1914–1918 годов; он выступал за строительство туннеля (или туннелей) под Ла-Маншем, отсутствие которого самым жестоким образом дало себя знать в той же войне; он стал президентом ассоциации бой-скаутов в Кроуборо; на протяжении десяти лет он был председателем Союза за реформу закона о разводах; два года вместе с И. Д. Морелем он работал над созданием Ассоциации в защиту Конго, выступая где только можно с речами о жестокостях в этой стране; он написал книгу «Преступление в Конго», которая произвела такое впечатление на общественное мнение, что бельгийское правительство было вынуждено облегчить жизнь туземного населения; он всегда был готов бороться на стороне обездоленных и много позже выступил в защиту горничных брайтонской гостиницы «Метрополь», которым уменьшили жалованье. «Наш долг по отношению к слабым превышает любой другой долг и стоит превыше любых обстоятельств», — писал Дойл в романе «Мика Кларк». Он явно осознавал этот Долг намного острее, чем любой другой человек его времени. Многие готовы бороться за человечество и стать мучениками во имя абстрактных принципов, но Дойлу было присуще гораздо более редкое качество — готовность бороться за каждого отдельного человека, порой, благодаря своей эксцентричности, балансируя на грани смешного. Особенно выделяются два случая в его жизни, которые необходимо отметить.

В начале нашего века викарием деревни Грейт-Уирли в графстве Стрэффордшир был парс по имени Идалджи, женатый на англичанке. У них было двое детей — сын и дочь. В деревне семья популярностью не пользовалась, возможно, потому, что местные жители считали, что у парса они ничего нового о христианстве не узнают. В адрес викария постоянно поступали анонимные письма с угрозами и непристойной бранью. В то же самое время в районе было зарегистрировано несколько случаев жестокого калечения лошадей, и власти подверглись острой критике за то, что они не принимают необходимых мер для поимки преступника. В конце концов полиции удалось установить связь между автором анонимных писем и садистом, калечившим лошадей, так как в письмах появлялись упоминания о преступлениях. И в той странной манере, свойственной полиции, когда она хочет заглушить критику, полицейские умудрились опознать в авторе анонимок и в преступнике сына викария, Джорджа Идалджи, которого арестовали, судили и в 1903 году приговорили к семи годам тюремного заключения. Все это дело было ему «пришито» полицией, и приговор был настолько вопиюще несправедлив, что начались протесты, и волнение общественности нашло отражение на страницах газет. Но молодой Идалджи отсидел бы свой срок и вышел бы из тюрьмы сломленным человеком, если бы в 1906 году Конан Дойлу не попалась бы случайно газета «Ампайр», где он прочел заявление осужденного, каждое слово которого дышало правдой.