Артур, племянник Мордреда

Пол не имел значения, как и его облик. Это была сама эссенция Совершенства — сияющее, бесконечно прекрасное существо. Оно казалось хрупким и сильным одновременно. Я никогда не был особенно религиозен, но при его появлении я проникся. Оно как-то воздействовало на меня, на нас всех — коснулось потаенных струн в наших душах и сорвало циничные маски, которые мы на себя нацепили. Я почувствовал, что готов умереть ради него. Он был беззащитен и чист, бесконечно мудр и бесконечно юн. Его взгляд, полный любви и понимания высветил мое сердце насквозь. Он знал меня лучше, чем я когда-либо узнаю себя сам. Все зло и добро, которые я носил в себе, вся моя ненависть и любовь, боль и радость — вся моя сущность предстала под его взглядом.

Он не осуждал и не хвалил меня за то, что я делал. Он видел меня целиком, таким, какой я есть.

Он подошел к Мартину и подцепил своим рогом цепочку с Камнем. Он прошел мимо нас, и мы не смели смотреть на него, и в то же время — не могли не смотреть. Он ступал тихо, и замирал после каждого шага, словно пугливое животное, вот-вот готовое сорваться и убежать.

Полагаю, каждый из нас подумал в эти мгновения: «А что, если…?» Единорог мог выбрать кого угодно. Некогда он выбрал весельчака Рэндома на роль короля Амбера, и, по словам моих старших родственников, правление Рэндома было золотой эпохой любви и внутрисемейного мира — и это при том, что никто и никогда не рассматривал его всерьез как возможного кандидата на трон! Теперь повторялась та же история. По никому не известным причинам он мог остановить свой выбор на человеке, которого, как и Рэндома когда-то, никто в качестве претендента не рассматривал.

Признаюсь, я был почти уверен, что Единорог выберет меня.

Потому что я узнал его, как только увидел.

Я встречался с ним и раньше.

Не в жизни, нет — в своих снах.

Это были те сновидения, после которых я просыпался и не мог понять, почему я плачу. Тогда мне казалось, я потерял или забыл что-то очень важное, но что — я никак не мог вспомнить. Было ощущение невыразимой гармонии, счастья, света… и даже в будничной суете, ждавшей меня каждым утром за порогом спальни, это светлое ощущение пропадало не сразу.

Я не хотел быть королем — честно, не хотел — но я ожидал, что буду выбран на эту роль. По крайней мере, мне казалось, что ощущение узнаваемости, неоднократное появление Единорога что-то да значит, к чему-то ведет. К чему, если не к трону?.. И я был удивлен — не разочарован, именно удивлен — когда Единорог прошел мимо.

Но удивлен был не только я. Я слышал как они судорожно вздохнули — я и сам едва не задохнулся, когда увидел, кого он выбрал. В тот день произошло много непонятных для меня событий, но выбор Единорога поразил меня больше всего.

Когда Единорог опустился на одно колено, я посмотрел на Мордреда — впрочем, не только я. Мои родственники, один за другим поворачивали головы, желая увидеть реакцию короля, который вот уже более двухсот лет верой и правдой служил своему богу. Экс-короля, если быть точным.

Мордред застыл. На его лице не было ни обиды, ни злости — только такое же удивление, как у всех остальных. Но его оцепенение продолжалось недолго. Он вытащил меч из ножен, сделал несколько шагов и опустился на колено перед избранницей.

Это послужило сигналом для остальных. Мы вышли из столбняка и последовали примеру Мордреда.

— Спасибо… — Одними губами прошептала белая, как полотно, Джинна, принимая в свои руки алый Талисман Закона.

8

Я постучался. Мне никто не ответил.

Я постучался еще раз. Подождал.

Никто так и не появился.

Я находился на третьем этаже аваллонского дворца, в конце южного коридора, из которого можно было попасть в покои Фионы, Джулиана, Мордреда, Флоры и Жерара. В самом конце находились покои Мартина. Перед закрытой дверью в которые я и топтался.

Я постучал еще раз. Все та же реакция.

А именно: никакой.

Может, он ушел? Странно. Мзареул — лакей, обслуживающий эту часть дворца — утверждал, что Мартин у себя.

Я прислушался.

К двери по-прежнему никто не подходил, но мне показалось, что с той стороны звучит какая-то музыка.

Я повернул ручку. Не заперто. Стоило приоткрыть дверь, как громкость музыки существенно возросла. Если вообще это можно назвать музыкой. Дикий рев, сочетающийся с барабанным громом и низким, на границе инфразвука, звучанием бас-гитары.

В этот момент кто-то попытался со мной связаться. Я заблокировал контакт. У меня на повестке дня стоял важный разговор, и я не хотел отвлекаться.

Первая комната представляла собой обычную, прилично обставленную гостиную, из которой можно было попасть еще в два помещения, расположенные справа и слева, соответственно. Звуки доносились из правой комнаты. Туда я и пошел.

Когда я открыл вторую дверь, то чуть не оглох. Звуковая волна была настолько мощной, что я почти ощутил, как сплющивается под ее давлением мой многострадальный киммерийский мозг.

Полузакрыв глаза, заложив руки за голову, Мартин валялся на кровати. Картина маслом: священник расслабляется после тяжелого трудового дня в храме.