Еще не успев толком сообразить что к чему, я подхватился с пола и уперся ладонями в спину отца Гона, не давая ему рухнуть навзничь. Руки жреца были разведены далеко в стороны, словно перед падением он пытался обнять весь мир… или же защитить его от божественного гнева. Покрытая ледяной коркой ряса хрустела под пальцами. Замерзшее до состояние сосульки тело, казалось, вот-вот рассыплется на куски… однако оно еще было теплым. Не таким горячим, как у Тори, но все же отец Гон был жив. Он все ещё боролся. И я, поднатужившись, уперся ногами в пол, не позволяя ему выпасть на темную сторону окончательно.
Наверное, мне ещё никогда не приходилось испытывать такого напряжения, как тогда. Казалось, я держал не промерзшего до хруста человека, а гранитную глыбу, на которую сверху одна за другой… видимо, в довесок… упало ещё несколько тяжелых плит. Причем с такой силой, что от натуги у меня что-то хрупнуло в груди, в глазах помутилось, а в носу стало отвратительно мокро и горячо.
– Фол,тебе жертвую, - прохрипел я, почувствовав на губах привкус крoви. когда Тьма негодующе взвыла, с трудом повернул голову и так же хрипло гаркнул: – Он не твой, поняла?! И нечего тут орать!
Тьма от такой наглости аж поперхнулась, на мгновение прекратив выть, шипеть и причитать, как обычно. Давление наверху тоже ослабло, да и льющаяся из носа кровь свернулась, дав мне возможность нормально вдохнуть. Но размышлять, что и почему, было некогда, поэтому, поднатужившись, я все-таки вытолкнул полумертвого жреца в реальный мир. После чего с трудом выпрямился, потряс звенящей башкой и устало повторил:
– Он не твой. Фол сам решит, когда ему умереть.
Ошеломленно молчащая Тьма застыла, словно вздыбленная волна, запечатленная на холсте умелым художником. Все еще живая, почти разумная и внезапно расцветившаяся тысячами серебристых точек, которые то гасли, то заново вспыхивали в толще непроницаемо черной воды.
Сейчас она как никогда напоминала беcкрайний, живущий своей собственной жизнью океан. Могущественный. Древний. Холодный, но отнюдь не равнодушный. И он смотрел на меня из бесконечно далекой глубины сотнями и тысячами глаз. Внимательно изучал. Сравнивал. может, и раздумывал, что со мной сделать.
Длилось это всего один удар сердца, за время которого я успел за себя и порадоваться, и огорчиться,и на всякий случай передать Фолу большой привет.
А потом Тьма наонец приняла решение.
Поднявшиеся до потолка волны одновременно сдвинулись, окружив меня со всех сторон, как водяные валы – попавший в шторм корабль. На бесконечно долгое мгновение зависли над головой, словно давая время проникнуться этим пугающим зрелищем, после чего без предупреждения рухнули вниз. С шумом, грохотом и торжествующим воем, от которого моментально заложило уши. Но не расплющили, не раздавили за святотатство, а лишь заставили пошатнуться, вздрoгнув от ощущения стремительно пропитывающего одежду холода. И, окатив с ног до головы ледяным вoдопадом, с шумом плеснули на дощатый пол.
Правда, долго они там не задержалась – просочившись сквозь многочисленные дыры, Тьма проворно стекла вниз и исчезла в недрах первого этажа. Какое-то время оттуда ещё слышалось негромкое журчание, но потом затихло даже оно, и внезапно опустевший дом погрузился в неестественную тишину.
Ошеломленно выдохнув и с удивлением осознав, что еще жив, я машинально провел рукой по лицу и вздрогнул, обнаружив, что с пальцев стекают тягучие, похожие на ожившую ртуть капли. Затем помотал головой и, стряхнув с себя целый веер таких же сверкающих брызг,торoпливо переступил ногами, под которыми стремительо исчезала большая лужа. Какое-то время пытался осознать, что именно сейчас произошло, но вовремя вспомнил, что в реальном мире остался замерзший до полусмерти человек,и поспешил вернуться к жрецу.
Ему, кстати, повезло – если бы не благословение Фола, Тьма обглодала бы его до костей за пару мгновений. Но даже с моей помощью ему пришлось несладко – когда я наклонился и тронул его за похолодевшую руку, отец Гон едва мог шевелить губами. Дышал он тяжело, с видимым усилием проталкивая воздух сквозь перехваченное спазмом горло. Помутневший взгляд казался расфокусированным. голос был таким хриплым, словно святой отец успел не один раз его за сегодня сорвать.
– Рэйш…
– Лежите, святой отец, – озабоченно сказал я, сняв с левой руки перчатку и дотронувшись до его лба. Кожа реца все ещё была холодной и покрытой мелкими кристалликами льда, которые только-только начали таять. - Вам бы в тепло. Давайте я вас отнесу.
– Нет, – просипел отец Гон. – Помоги встать.
Я нахмурился, но когда жрец ухватился ледяными пальцами за мое предплечье, все же помог. Придержал. Затем поискал глазами стул, но тот стоял слишком далеко, и к тому же на нем что-то лежало. Поэтому я усадил едва держащегося на ногах служителя на первое, что попалось под руку – на старый, окованный металлическими полосами деревянный сундук. После чего прислонил тяжело дышащего мужчину к стене и вздрогнул, когда тот открыл глаза и, взглянув на меня совершенно ясным взглядом, сказал: