Артуш и Заур (ЛП)

– Сынок, послушай. Никто никуда не уедет. Понял? Артуш родился в Баку, здесь ему и жить. Поговори с ним, объясни, что беспокоиться не стоит. Никто не причинит ему и его семье вреда. Наш народ не жесток, не бессердечен. Армяне, живущие в Баку, не несут ответственности за проделки своих карабахских сородичей… В общем, не переживай. Все образуется.

***

Артуш же окончательно уверился в том, что ничего не образуется.

Родители были в гостях у добродушной азербайджанской семьи, живущей по соседству. Эта русскоязычная старая бакинская семья беспокоилась за судьбу Артуша и его родителей. Они предлагали Борису, отцу мальчика уехать из города и снять на некоторое время квартиру в одном из отдаленных кварталов. Но Борис не соглашался. Незнакомцы в черных одеждах, прогуливающиеся по ночам вокруг их дома на улице Видади 136 беспокоили его, но он был непреклонен.

– Я никуда не собираюсь уходить из родного города. Ни Карабах, ни Армения мне не нужны. Я родился в Баку, в Баку и останусь, – говорил он.

Сердце Артуша, который остался дома один, билось как в клетке, подросток не мог найти себе места. Он надел куртку и вышел. С жадностью, будто в последний раз, смотрел он на городские улицы, исхоженные вдоль и поперек, на здания, на лица людей. Теперь он был здесь самым чужим человеком. Каждой клеточкой своего тела он ощущал это отчуждение.

Пешком он прошелся до Ичеришехера. Идти к Зауру, беспокоить его семью не хотелось. Через лабиринты улиц Старого города он вышел к Губернаторскому саду.

Он любил это место. Неутомимо бродил по вымощенным камнями тропинкам под редкими печальными деревьями. Он прошелся вдоль крепостной стены, устал и присел на скамейку между деревьями. Сквозь пальмы струились красноватые лучи заходящего солнца. Фонтан с гигантским бассейном перед чайханой не работал. Малыши, играющие в саду, бросали в бассейн камушки, радовались и хлопали в ладоши, когда попадали в выбранную цель.

Бледное солнце освещало серую крепостную стену, за спиной Артуша удлинялись тени деревьев. Сорванные нордом листья летели в воздухе и оседали в общую разноцветную кучу.

В сиянии заходящего солнца перед ним возник образ Заура.

Заур … самое прекрасное для него азербайджанское имя. Самое любимое имя на свете. У него искрящиеся глаза под длинными черными ресницами на смуглом миловидном лице. Такие выразительные и пьянящие глаза бывают только у азербайджанских парней. Профиль тонкобрового Заура напоминал Артушу древнегреческих богов.

Артуш любовно и страстно поддался своим грезам. Он закрыл глаза и вдруг услышал за спиной веселый смех:

– Кажется, рыцарь, ждущий возлюбленного, уснул!

Он вскочил. Прямо за ним стоял Заур. На нем была лазурного цвета сексуальная школьная форма. Пионерский галстук на его шее был того же цвета, что и губы. Ему захотелось поцеловать, укусить, окровавить эти губы. Но здесь, в этом парке, где было много людей, даже мысль об этом казалась тяжелым грехом.

– Как ты меня нашел?

Заур сел рядом и положил руку ему на плечо. Во влажных глазах Артуша читалась тревога, волнение и сомнение.

– Мне стало скучно дома. Мы говорили с отцом.

– О чем?

– О Карабахе, об армянах… Конкретно о тебе.

– Обо мне?

– Да, о тебе. Отец хорошего мнения о тебе. Говорит, что мы должны быть стойкими в дружбе. Ни на что не обращать внимания, – Заур произнес последнее предложение со смехом. Артуш тоже улыбнулся.

– А чего ты ждал? Думал, скажет, что будьте стойкими в своей любви?

Заур расхохотался. Ущипнул Артуша за плечо.

– Хватит нести чепуху. – Он оглянулся. – Вдруг услышит кто-нибудь. Бедный отец, узнает – сердце не выдержит.

– А разве он не узнает рано или поздно?

– Ты что, с ума сошел? Что узнает? – раздраженно сказал Заур и убрал руку с плеча Артуша.

– Успокойся. Я просто предположил.

– Не стоит делать даже предположений. Не надо.

– Просто знаешь, многие завидуют счастью голубых и пытаются из-за этого наказать их. Речь идет об обычной зависти. Ладно, неважно… Что еще сказал твой отец?

– Сказал, что все будет хорошо. Бакинские армяне никуда не уйдут. Никто не тронет их. Они граждане Азербайджана. Мы пуд соли вместе съели.

Артуш посмотрел на Заура так, будто видел его впервые. Встал, горько усмехнулся, порылся носком туфель в опавших листьях.

– Ты что Заур, с ума сошел? - сказал он, наконец.

– Это говорю не я, а отец. Хочешь сказать, что мой отец сумасшедший?

– Никто не говорит, что он сумасшедший. Но он не может знать как я, как мы, насколько близка трагедия. Может быть, у него действительно нет проблем с армянами. Но наша улица, - сказал Артуш, почему-то указывая рукой в сторону Баксовета, – днем и ночью полна какими-то странными людьми. Приходят, уходят, неизвестно, кого ищут, о ком спрашивают. Все одеты в черные кожаные куртки. На лицах ненависть, в глазах ярость. Вчера они сказали какую-то гадость моей матери, слышишь? Моей матери!

Заур тоже встал. Взял Артуша за плечи и начал трясти.