Более всего государь тяготился постоянным присутствием кого-либо рядом — от Закона до безобидного отрока, которые неотступно следовали за ним всюду по правилу, заведенному еще Великим Гориславом. Бдительные стрельцы храмовой стражи — разящие стрелы Перуновы, день и ночь стерегли его покой, отгоняя всякого, кто смел приблизиться к государю только чтобы поближе взглянуть на него. Боярые мужи, готовые исполнить всякую волю, посошенные вечевые старцы, жрецы, носящие за ним очистительные огонь и воду, ведуны-врачеватели, науздные и стремянные отроки — вся эта свора зримо или незримо была подле, иной раз приводя его в тихий гнев, который испытывает, пожалуй, стреноженный конь, отпущенный на волю. Порою, мысля остаться в одиночестве, Белояр придумывал хитрости, чтобы отослать от себя всех, и все равно чуял на ногах эти путы отовсюду призирающего ока Закона, как всякий путник чует вездесущую дорожную пыль.
И лишь вчера, внезапно явившийся от светлогорских старцев сын, будто свежий морской ветер, сдул ее в сторону, и государь впервые не то чтобы вздохнул вольно, а ощутил облегчение. Она, эта пыль, все еще клубилась под ногами, но уже не вырывалась вперед и не застилала дороги. Единственное, от чего не мог сейчас освободить его даже Годислав, так это от Закона, который по заповеди самого Горислава Великого висел камнем на шее. Родоначальник племени наследственных Князей, дабы спасти арваров от обрища, когда-то присягнул Перуну, встав под его волю, и уступил волхвам право стоять за коном.
Вновь соединить власть в одних руках значило примирить громовников с крамольниками Светлой горы, но прежде должны были примириться боги — спустившийся на землю владыка солнца Даждьбог и грозовой Перун, властвующий на небе, покуда боги спят.
Вначале светлогорские старцы и слышать не хотели о таком примирении, говоря Великим Князьям, мол, отрекитесь от громовержца, ибо самозванец он, отриньте наследование престола племенем Горислава Великого и вернитесь к вечевой Правде, тогда и посвятим в Законы. Ни год, ни два, а двести лет шел спор между волхвов, однако же обрище не возродилось более, и крамольники, воздавая заслугам Перуна, пошли на попятную, сказав Белояру, де-мол, родится у тебя наследник-сын, так присылай в хрустальные чертоги…
Но еще восемнадцать лет Даждьбог испытывал его бездетностью, от которой тайно торжествовал Путивой. Наконец, государь отослал бесплодную жену на Сон-реку и женился на племяннице Закона, Сбыславе…
Ныне же Белояр мыслил поскорее передать наследство — престол великокняжеский Годиславу, поскольку еще требовалось отдюжить ему срок и лишь тогда принять священный сан Закона.
Над вечевой башней реял ветер, слегка раскачивающий язык колокола, отчего медь, слитая с серебром и золотом, тихо позванивала, и это был единственный звук, царящий под башенной кровлей.
— Теперь скажи мне, Годила, — молвил Белояр строго. — От кого ты узнал о Космомысле? От старцев?
— Вначале слушал Кладовест, — признался княжич. — Молву отца его, Сувора…
— Сувора?.. И в чем же суть молвы?
— Князь и Закон мыслил о возрождении бессмертия и тщился познать судьбу исполина. Но не познал, ибо Даждьбог не ведал его рока. А Космомысл оказался вечным!
— Будущему наследнику престола не след показывать восторга, словно малому отроку.
— Сдержаться трудно, отец, когда сбываются замыслы смертных!
— А светлогорские крамольники знали о его бессмертии?
— И знать не могли. Над Серединой Земли нет покрова Кладовеста, ибо свет Полунощной Звезды никогда не касался ее. А Космомысла двести лет держали в Ромее!
— Добро, что не могли…
— Чего же доброго, коли не знали правды? Старцы ею сильны и могучи, а вкупе с ними теперь и мы. Поскольку чудо сотворилось! От смертных русов родилось бессмертие. О котором не ведали боги!
— Бессмертие не суще на земле, — голос Белояра был тверд, словно камень. — Вечность — удел богов.
— Но вот же, молва о Космомысле достала нашего слуха! — вскричал наследник. — Разве не сущ он? Сын Сувора и брат Горислава! Они давно ушли в Предание, а исполин все жив и юн! От семени его вновь возродятся русы-великаны, коими их замыслил Даждьбог! И возродится Родина Богов! Арвар поднимется из вод! Когда проснутся боги, увидят храм свой — Светлую Гору! Мир прежний воцарится!
От звонкого голоса наследника и колокол зазвенел, но государь остался непреклонен.
— А чем он знаменит, сей прежний мир, чтоб по нему изнывать от жажды?
— Волей! Русы жили, словно боги, не зная ни супостата, ни войн, ни власти над собой, кроме Даждьбожьей. Питаясь лишь плодами, они предавались вечному — мудромыслию, витийству, звуколаду и возводили дворцы прекрасные. Арвары были единым народом, внуками владыки солнца, и не было меж ними ни спора, ни раздоров. И все иные народы, видя своих богов вкупе с другими богами на Светлой Горе, жили в мире и согласии. Никто не строил стен.
— Неужто не случалось войн? Да быть сего не может.
— Нет, войны были. Но только с тьмой.
— Что есть тьма? Сгинувшие обры?