Разумеется, он солгал – или, скорее, мерил расстояния, исходя из своей эльфийской физиологии и подготовки. Для эльфа отшагать три-четыре лиги по густому лесу было раз плюнуть, не то что для раненого человека. Яннем шел между ними – младший спереди, старший сзади, – постоянно ощущая прицел на своей спине, часто спотыкаясь и видя кровавые следы, оставляемые им за собой на яркой зеленой листве. Впрочем, через четверть часа кровотечение как будто ослабло, но Яннем упорно продолжал зажимать рану рукой. У него кружилась голова и покалывало онемевшие пальцы обвисшей правой руки, но он полагал, что рана все-таки не серьезна. Если, конечно, в нее не попадет какая-нибудь зараза. То, что еще час-другой, и любые раны перестанут иметь для него значение, он обдумывать отказывался. Это даже хорошо, что он оказался таким важным преступником, что его нельзя просто пристрелить или повесить на месте. Наверное, они захотят содрать с него кожу или скормить волкам, или как у них тут принято карать за кощунство. Яннем за пять лет неплохо изучил внутреннюю политическую структуру Светлого леса, их экономическую систему и основные культурные традиции. Но он не имел ни малейшего представления об эльфийской религии, их культах и верованиях, и о том, что они делают в глубинах своих священных рощ и лесов, куда и людям, и гномам ход заказан испокон веков.
«Какого хрена Эгмонтер забросил меня именно сюда? – эта мысль, очевидно важная, почему-то в первый раз мелькнула в голове Яннема. – И где, мать его, Брайс? Явно где-то не здесь. Брат, что ты натворил на этот раз?»
Ясно же, что. Спас их задницы из ловушки, в которую, как Брайс справедливо упрекнул Яннема за миг до того, как все это случилось, Яннем сам же их и завлек. Память понемногу возвращалась, и, бредя через непроглядный и как будто бы бесконечный лес, почти ослепнув от слабости и рябящей в глазах зелени, Яннем понемногу припоминал, что именно произошло. Он понял, что Брайс колдует, потом вошел и увидел его в луже крови, а рядом с ним – Эгмонтера, их старого знакомца. Так явно, как наяву, словно Эгмонтер перенесся прямо к ним в донжон. Но на самом деле его там не было. А две когтистые лапищи, принадлежащие бог весть какому демону – были. И они выдернули Брайса и Яннема из донжона, из ловушки, и… вот теперь Яннем здесь. Посреди священной эльфийской иэллии, за осквернение которой своим присутствием человеку положена смерть. Лучшего местечка не придумаешь. Спасибо хоть, не орочье капище на земле Глыхныг.
Вот только где сейчас Брайс? Тоже в иэллии? Или где-то гораздо дальше?
Яннема толкнули в спину, и он, споткнувшись, упал на одно колено. Попытался подняться, и его толкнули опять, не давая встать с колен. Он поднял голову, затуманившимся взглядом пытаясь всмотреться в лицо перед собой – новое лицо. Похоже, это был командир патруля, к которому доставили схваченного нарушителя. Такое же длинное, правильное, молодое и безжалостное, как лица всех эльфов, которых доводилось встречать Яннему.
Эльфы обменялись парой коротких реплик на своем языке. Яннем уловил слова «иэллия» и «эйкьява», и лицо командира патруля помрачнело. Он кивнул, что-то ответил, сделал какой-то знак. Яннема подхватили с двух сторон и поволокли прочь – не иначе как сажать на кол.
– Стойте! – крикнул он. – Неужели вы не хотите знать, как человек мог перенестись в самое сердце вашей священной рощи, да так, что вы даже этого не заметили?!
– Разумеется, хотим, – спокойно сказал командир патруля на общем наречии. – И ты ответишь на все вопросы, которые тебе зададут.
Яннем не успел сполна осознать, что означает для него такое обещание – потеря крови наконец-то взяла свое, и он потерял сознание.
Он очнулся от боли, острой, раздирающей, теперь уже не только в предплечье, но также в ладонях. Яннем коротко застонал, глядя на безмятежно шумящие зеленые ветки, от которых рябило в глазах. Он лежал на земле навзничь, с широко разведенными в стороны руками. Когда попытался свести их, боль в ладонях сделалась нестерпимой. Яннем с трудом повернул голову и моргнул, отказываясь верить своим глазам.
Его ладони были прибиты к земле. Чем-то, напоминающим деревянные колышки. Только эти колышки были особенными: не просто мертвые деревяшки, заточенные с одного конца, а… словно живые растения. Во всяком случае, он ясно видел, как на кольях, измазанных кровью из его ладоней, поблескивает свежая зелень юных побегов.
– Вашу мать, – прохрипел Яннем, судорожно стискивая руки в кулаки, от чего боль стала только сильнее.
Он никого не видел, но чувствовал, что не один здесь: если его решили принести в жертву или казнить каким-то особенно извращенным эльфийским способом, наверняка найдутся те, кому захочется на это поглазеть. Жажда крови и в эльфах, и в людях одинакова и не уступает жажде крови темных народов – уж это-то Яннем не понаслышке знал.
– Не стоит сквернословить под сенью священных древ иэллии. Этим ты не облегчишь, а только усугубишь свою участь.