Аня проснулась сама, когда солнце еще не поднялось. Рассвело, видимо, уже давно, но пока лишь легкий утренний туман стелился над рекой, делая пейзаж очень уютным и немного загадочным. Было так тепло, что даже ночью, лежа на земле в одном тонком платьице, она не замерзла, но пока не опустилась и безумная испепеляющая жара – даже воздух казался еще свежим, и ветерок с реки дышал какой-то сиюминутной прохладой.
А, может, ее разбудили птицы, тоже поймавшие этот короткий миг до наступления адского пекла, чтоб вдоволь напеться перед тем, как скрыться в лесной тени – их трели слышались ото всюду, словно здесь у них была большая концертная площадка.
Блестящая синяя стрекоза зависла над Аниным лицом, треща крыльями и обдумывая, как бы усесться ей на нос. Аня смотрела в выпученные, похожие на стеклянные бусины, глаза, и не шевелилась, давая волю стрекозиной фантазии. Но стрекоза улетела, найдя ее нос малопривлекательным. Совсем рядом плеснула рыба; потом еще раз… Аня потянулась, почувствовав при этом, как ноет тело от лежания на жесткой земле; протерла глаза и увидела сидевшего у потухшего костра волхва. Сейчас, при дневном свете Аня впервые могла рассмотреть его по-настоящему – оказывается, он ничем не отличался от других стариков, небритых, нестриженых, с желтыми зубами и ввалившимися щеками, отирающихся возле гастрономов или просящих милостыню на улице. Только тело у него осталось молодое и жилистое, а глаза спокойные, наполненные странной уверенностью; даже улыбка не меняла выражения их глубокой задумчивости и веры.
– Доброе утро, – Аня села, – каждая косточка болит. Хоть бы подстилка какая-нибудь была…
– Это с непривычки, – Волхв улыбнулся, – пойди, окунись – все, как рукой снимет.
– Правда? – Аня стянула платье, на котором остались зеленые, травяные пятна, но это ее почему-то совершенно не расстроило; повернулась к реке, и в это время краешек солнечного диска возник над кустами на другом берегу. В одно мгновение небо изменило цвет до ярко голубого, река вспыхнула тысячей зеркальных осколков, и Аня пошла по холодному песку навстречу этому чуду.
За ночь вода осталась такой же теплой, как вчера. Аня зашла по пояс, а потом просто легла и поплыла, лениво двигая руками. Волхв оказался прав – ломота проходила сама собой, и чем дальше она плыла, тем приятнее становились ощущения.
Когда она, наконец, безмерно довольная, вышла на берег, волхв уже достал остатки вчерашней рыбы и ждал, задумчиво глядя в неподвижную крону дуба.
– Класс! – Аня опустилась возле кострища, восторженно вздохнула, стряхивая капельки воды, – никогда не думала, что это так клево!
– И ты больше не жалуешься, что спать было жестко? – волхв перевел на нее хитрый взгляд, – что ночью тебя донимали комары, а утром мухи?
– Нет. Я не помню ни комаров, ни мух, – удивилась Аня, – я конкретно спала. Зато сейчас, так классно… Давайте есть?
– Давай.
Они разломили рыбу пополам. Естественно, она уже не была такой сочной и аппетитной, но разве это главное?
– Тебя, наверное, надо обратно в город? – спросил Волхв.
– А?.. – Аня облизнула жирные пальцы, – в город?..
Она подумала, что, в любом случае, не успеет попасть домой к приезду Вадима, поэтому сегодня, а, скорее всего, и вообще, работа ей не светит. Зато под дверью вполне может ожидать Толик… Все эти мысли показались Ане какими-то… вроде, подернутыми утренним туманом. Обдумывая слова волхва, она спустилась к реке, вымыла руки, вытерла их о траву, достала сигарету, и только прикурив, ответила:
– Я не хочу в город. Я останусь здесь, если вы не против.
– Ну, что ты! – волхв даже обрадовался.
– А вы расскажете мне еще что-нибудь? – попросила Аня, глядя на него широко открытыми ясными глазами и улыбаясь, как улыбалась всегда, стараясь понравиться.
– Расскажу.
Докурив, Аня затушила сигарету и легла на траву. Утреннее солнце нежно гладило кожу, и ей захотелось, чтоб время остановилось…