Для храма творчески потрудились многие мастера Арзамаса. Иконостас сработали Василий Алексеевич Ломакин и его сын Клим, позолоту производил Алексей Александрович Студенцов. Медники города братья Лысковцевы выполнили три больших паникадила, кузнец Алексей Алексеевич Еремеев сковал красивые решетки для всех окон и железные двери. И, наконец, немалую лепту для храма внесли золотошвеи Арзамаса, когда преподнесли «облачение малинового бархата, шитое золотом, ставшее с воздухами 3000 рублей серебром». В собор «вышита золотом по бархату больших размеров плащаница, украшенная сибирскими самоцветами и французскими сразами».
Воскресенский собор и поныне является святыней для православных, а также громким гимном труду арзамасских мастеров, талантливому русскому человеку-созидателю.
Православие высоко чтит человека, его бессмертную душу, и потому еще при Константине Великом установлен торжественный чин христианского погребения как простого мирянина иерархов церкви и верховной власти.
Великим наказуемым грехом является насильственное умерщвление человека: самоубийство и умышленное посягательство на жизнь подобного себе.
Издавна определен порядок захоронения самоубийц и насильственно убиенных. Старый обычай повелевал хоронить необычно умерших в божедомках или убогих домах.
Третий русский патриарх Филарет (1619–1633 г.г.), в миру Федор Никитич Романов, — родитель первого царя Михаила из рода Романовых, установил хоронить без отпевания тех, «которые вина обопьются, или зарежутся, или с качелей убьются, или купаючись утонут, или сами себя отравят, или иное что дурна над собой учинят…»
Последний, десятый патриарх Адриан (1690–1700 г.г.) подписал указ, в коем говорилось: «самоубийц и убитых в разбое, и на воровстве (политическом) не класть на кладбищах и убогих домах, не зарывать в лесу или в поле, без поминовения в Семик. Если же вор и разбойник при смерти будет исповедан и причащен Св. Тайн, то их положить без отпевания в убогом доме, где такие воры и разбойники кладутся».
Туда же направляли трупы казненных, а со времен Петра I и анатомированных в госпитале.
В Москве убогие дома находились на территории, где позже возник Покровский монастырь. Там помешали вначале без отпевания всех несчастных. Но в седьмой четверг после Пасхи, в Семик, сюда сходились многие и многие москвичи, приносили все необходимое для погребения… Последние бедняки, кто не мог принести свеч, ладана, савана — обмывали, одевали и хоронили уже окончательно трупы. Богатые раздавали милостыню бедным.
Убогие дома, а еще их называли Божьи домы, божедомки, усыпальницы, скудельницы, существовали, конечно, и в других городах, они являли из себя памятники христианской любви русских людей, что весьма удивляло иностранцев, которые с невольным уважением относились к обычаю россиян.
В скудельницах погребали также тех, кто внезапно умер из странников, нищих, кто не принадлежал к определенному приходу (разные приезжие, проходящие) и кто не имел возможности заплатить за место на кладбище и за погребение.
Особенность церковной службы на убогих домах. Родственники погибших подавали священнику записки с именами «лежащими зде». Но если на отдельных погибших записок не подавали по незнанию имен, тех поминали так: «Помяни, Господи, убиенных рабов твоих и от неизвестной смерти умерших, их же имена Ты Сам Господи, веси, иже зде лежащих и повсюду православных христиан»…
… «Если Петр I уничтожил треть бывших до него монастырей, то Екатерина II постаралась уничтожить большую половину оставшихся после Петра». Запретила она и существование убогих домов в 1767 году вместе с распоряжением о выносе кладбищ за черту городов. Сыскались ослушники в Киеве, во Владимирской губернии и в других местах — погребали насильственно убиенных по-прежнему в убогих домах. Обычай сохранился и в Арзамасе.
История арзамасских убогих домов такова. Вначале они находились ближе к селу Ивановскому на городской земле, а последние, памятные еще и посейчас, объявились около 1748 года.
О них такое предание. Как-то в лунную ночь возвращался по Саратовскому тракту домой под хмельком арзамасский купец Матвей Степанович Масленков. Уже на виду у города он и усмотрел трех повешенных. И вот пало ему в голову упрекнуть висящих за преступления. Начал купчина со слов, а после и принялся хлестать мертвых плетью. Надругался Матвей Степанович над телами, начал поворачивать лошадь к городу да вдруг услышал голоса тех повешенных: велят остановиться. Тут Масленков и вспомнил о Боге, креститься начал, молитву читать, но удержали-таки повешенные на месте и корить начали: мы осуждены Богом и государыней за наши проступки, а тебя-то ничем не обидели, за что же ты нас плетью?! Разом хмель у купчины из головы вылетел, стал он перед повешенными на колени, покаялся и дал обет, что если отпустят его, то после построит им, а равно и другим убогий дом, и будет просить священников, чтобы они в Семик служили тут панихиды.