Ас Третьего рейха

В этот момент со стороны берега послышался скрип тормозов и гулкий удар. Обер-лейтенант прислушался и с карабином в руках бросился вверх по берегу. Через короткий промежуток времени, преодолев заросли ракитника, он выскочил на грунтовую дорогу, проходившую вдоль реки. Некоторое время парень стоял на дороге и, решая, в какую сторону бежать, посматривал то в одну, то в другую сторону дороги, пытаясь вспомнить, с какой стороны послышались скрип тормозов и удар. В какой-то момент ему показалось, что справа что-то желтеет, и он решительно побежал в эту сторону. За поворотом дорога шла под сильный уклон и поворачивала влево. В самой низкой части уклона виднелся желтый автобус, которым обычно по утрам и вечерам перевозили школьников и который сейчас съехал с дороги и стоял сильно наклонившись, уткнувшись носом в большое дерево.

Картина дорожного происшествия производила печальное впечатление, и у Динго мелькнула мысль, что там, возможно, пострадали дети, и он помчался к автобусу. Подбежав ближе, он первым делом попытался проникнуть в салон, чтобы помочь детям. Но двери автобуса были плотно закрыты, а за стеклами ничего не было видно и слышно. Тишина стояла такая, что обер-лейтенант слышал только свое дыхание. Динго медленно обошел кругом автобус, надолго задержался у места его столкновения с деревом, осмотрел помятости и через переднюю решетку руками ощупал радиатор охлаждения двигателя. Если внешняя обшивка автобуса и пострадала, то мотор остался в неприкосновенности. И тут в Динго родилась уверенность, что повреждения не очень серьезные и что автобус остался на ходу. Кабина водителя была настежь распахнута, а ключ торчал из-под панели приборов. Парень по ступенькам залез в кабину, немного поерзал на сиденье, устраиваясь поудобнее, и повернул ключ в гнезде зажигания. Мотор автобуса схватился мгновенно и вскоре уверенно порыкивал, словно застоялся на месте и сейчас подгонял водителя с выездом на проезжую дорогу.

* * *

Я успел вовремя вернуться в тело Зигфрида Ругге, так как ребята уже хотели разыскивать меня, чтобы узнать, когда и каким образом мы вернемся в полк. Бюргер объявился всего пару минут назад, но вел себя так, словно все время находился рядом с нами и ни секунды не отсутствовал черт знает где. Его почему-то очень интересовали плененные нами оборванцы, он не отходил от них, всматривался в их лица и все время неоднократно повторял: «Маки, маки».[1] В какой-то момент он ринулся к телефонному аппарату, который был установлен в его спальне на мельнице, но вскоре вновь появился во дворе и на мой вопрос, что с телефоном, безнадежно махнул рукой и сказал, что с телефоном все в порядке, а вот телефонная линия с городом оборвана и будет восстановлена только завтра утром.

А меня крутило, выворачивало и постоянно тошнило из-за долгого пребывания вне тела Зигфрида Ругге. Долгое отсутствие сказалось на качестве симбиоза двух сознаний, ухудшилось взаимодействие базисного сознания Зигфрида с моим собственным сознанием. Нет, мое сознание не отторгалось базисным сознанием Зигфрида и не воспринималось им враждебно, так как базисное сознание Зигфрида не могло существовать самостоятельно. Если такое и происходило, то человек с таким сознанием превращался в растение, становился старой развалиной без единой мысли в голове. Когда сознания пребывали в отрыве друг от друга, то в каждом из них происходили качественные изменения, которые не согласовывались между собой. Результат несогласованности выражался в сильной головной боли, в дискоординации движений тела.

С большим трудом я поднялся с земли, распрямил плечи, потер виски и долго откашливался. Ночная прохлада — а тело Зигфрида, пока я витал в облаках, разыскивая Бюргера и Динго, долго лежало на земле скрюченным, без движения, и результат был налицо — я оказался немного простуженным. Сделав пару физических упражнений, чтобы согреться, я отправился во двор мельницы успокаивать своих ребят и пообещал им, что скоро отправимся в полк. На улице уже стемнело, и на небе появились первые звезды. Бюргер, словно никогда и никуда не пропадал, крутился во дворе, силой вкладывая в руки парней завернутые в лощеную бумагу сэндвичи. Он, видимо, помешался на еде и за один только день сумел запихать в парней столько пищи, сколько они не съедали за неделю. Убедившись, что с ребятами все в порядке, я продолжал пристально смотреть на полотно проселка, уходящего в темноту наступающей ночи. Чтобы успеть до двенадцати ночи вернуться в полк (в это время кончалась наша увольнительная), нам нужно было уже сейчас отправляться в путь.

Но обер-лейтенант Динго не подвел меня и в этот раз: вскоре на проселке мелькнул отблеск света от автомобильных фар, а затем эти фары стали быстро приближаться к мельнице.

4