Асан

Я еще не придумал, как начать, чтобы не сразу. И чтобы не впрямую про отправляемые деньги… Но жена великолепно меня чувствовала.

— Я поняла, Саша.

— Все налаживается.

— Поняла.

— Кое-что сумею.

— Поняла.

— На днях.

Она подтвердила. Повторила с улыбкой:

— Я все-все-все поняла, Саша.

Пусть так… Я дал отбой.

Мы понимали с полуслова. Мобильная связь — чудо. Когда с полуслова.

На моей сонно-лунной поляне тихо. Отгороженное боярышником… Вот ведь местечко на земле!.. Я еще посидел на скамье. Когда вот так остро ощущаешь себя живым, полноценно и стопроцентно живым, хочется благодарить… Кого?

Счастливые минуты опасны. И поэтому (из осторожности) мнится иной раз пуля… Как только уединишься… Как только счастливо уединишься, мнится снайперок! И что пуля снайпера шлепнет тебя здесь, а не где-то… Чмок!.. Ну уж нет. Я хмыкнул. Бабушка не позволит… Бабушка занята не мной.

Дубравкин нагрянул с хитрецой, с подковыкой — не на живые склады, а на стройку — на мой строящийся Внешний склад. Это ясно! На стройке дефектов больше… И там у меня как раз пришли по делу чеченцы. По счастью, чеченцы уж точно были наши, воюющие за нас. С заботой! Прикупить топливного мазута… Но Дубравкину все чеченцы — это чеченцы. А продажа — всегда продажа!

Дубравкин нагрянул на двух машинах. Он и еще четверо вооруженных ворвались на недострой по черной лестнице. Мы с чеченцами прервали разговор… Что это на нас обрушилось? Почему с черного хода?

Под ногами бегущих грохотали деревянные мостки.

Стиль Дубравкина… Он, едва вбежав, прямо ко мне. С обвинением сразу и без отговорок:

— Каждая десятая бочка!.. Каждая десятая!.. Вот где ты прокололся, сука! Конец тебе!

Он размахивал рукой, тыча в меня пальцем. А четверо его людей с автоматами наизготовку.

Кто-то стукнул ему насчет «десятой» бочки. Подшепнули. Насчет моей доли. Это известный мой навар, если я в срок и точно поставляю горючку… А Дубравкину слуха достаточно! Шепотка достаточно! И доказывать больше ничего не надо… Он примчался уже арестовать. По законам войны.

В такую минуту жизнь копейка. Он кричал про трибунал, но они бы не довезли до трибунала — я бы здания трибунала даже издали не увидел. При малейшем осложнении на дороге — пуля мне. Его стиль! Сначала Дубравкин напал бы на выдвинувшихся где-нибудь в зеленке чичей… Ввязался бы в бой, а я… а я был бы расстрелян по ходу дела. По ходу боя. Как бы взятый вместе с чичами. За невозможностью успеть рассмотреть. Ух, как он меня ненавидел.

Он, полковник, должен терпеть от какого-то майоришки. От бензинщика! Облизывать делягу?.. Даже генералы этого Жилина терпят, но он, полковник Дубравкин, терпеть не станет! Первая же пуля! И выбросить его по дороге… И чтоб ночным зверушкам… Чтоб объели… А все честные вояки вперед, вперед! Бить чичей!

Дубравкин слишком спешил… Он был эффектен, в полной форме полковника, не в камуфляже. Он прямо ворвался. Всех на прицел!.. Взять… Схватить.

Чеченцы кучкой забились в угол, выставив автоматы. Ну, эти за так жизнь не отдадут… Хотя и лояльные, они насторожились. Они никак не думали, что облава только из-за меня. Они думали о себе. У одного чеченца зубы стучали. Клацали. Прямо бой часов… Второй чеченец даже шикнул на него… Тот заткнулся. А потом опять заклацал.

Чеченцы могли с перепуга вдруг устроить ненужную пальбу, и Дубравкин все отлично понимал… Однако же и спасовать он, полковник, одетый по полной форме, тоже не мог.

Он продемонстрировал, что он проводит краткую ревизию стройки. Проверяльщик!.. Оглядел вяло растущие стены… Мусор… Битые кирпичи.

— Строишь? — спросил.

— Так точно, товарищ полковник.

Ответил, как положено.

— А эти кто? — спросил. — Они к тебе?.. За чем явились?

— За мазутом. Они мирные. Из Грозного… Надо же задабривать их. Политика, вы сами знаете…

Дубравкин смотрел прямо в их выставленные дула. Одно из дул смело тронул, отвел ладонью. Не знал, к чему еще придраться. Про их автоматы — ни слова. Глазом не моргнул. Чеченцы, мол, и есть чеченцы… Полковник не хотел сейчас просто так, впустую, орать. Сохранил лицо.

Стоял.

— Ладно, — сказал. — Поживи еще денек, майор. Поживи… Завтра-послезавтра, однако, жди меня с ордером на арест.

И добавил:

— Может, застрелишься, майор?.. Честь спасешь.

Уходя, посмотрел выразительно. Все сказал… В его глазах я уже труп… Завтра приедут и заберут делягу Жилина. Барыгу Жилина… С ордером приедут, подписанным генералом Н-овым… С целым взводом сопровождения.

Ушел. Ушли и его люди… Погромыхали вновь ногами по черной лестнице. И тут же зарычали их моторы… Уехали, как и приехали, двумя джипами.

Один из чеченцев бросился ко мне.

— Са-аашик. Са-аашик… Он тебя уделает, Сашик.

— Не уделает.

— Убей его первым, Аллахом прошу… Сашик!.. Богом единым, если хочешь, прошу.

Но я — майор Жилин, только и всего. Я на Кавказе.

А холодом обдало — вот, мол, оно как! Нежданно-негаданно меня отодвинуло на самый край… Ну, Бабушка, придется еще разок глянуть тебе прямо в лицо.

— Тебя никто не спасет! — вопил чеченец.

Спас случай.