Читаем Асфальт и тени полностью

Нужна ли человеку власть? Коварный вопрос. Человек рождается силой власти, данной мужчинам и женщинам друг над другом. Позже он постепенно постигает законы власти и, если власть не обращается в самоцель, а растворяется в человеке, не стесняя движения и мыслей, она у него есть. О том, что есть, как правило не спрашивают. Остерегайтесь задающих подобные вопросы.

* * *

Маркс предупреждал, что коммунизм — это призрак, бродивший по Европе. Ну и пусть бы себе бродил, так нет: мы перетащили его в Азию и почти столетие гонялись за ним. Позже оказалось, что мы бежали назад с повернутой вперед головой и при этом сами над собой издевались. Кстати, сегодня у нас есть возможность проделать то же самое, только в обратном направлении.

* * *

Ни о чем не думай. Шумят за окнами деревья. Осень вяжет свои пестрые кружева. Хороводы листьев в блестящей предсмертной желтизне и румянце неспешно кружатся в остывающих лучах безразличного солнца. Сладкие, щемящие мгновения заката жизни, как вы прекрасны!

* * *

Утром что-то громко щелкает. Это стрелки невидимого будильника растопырились на цифре семь. Ночь липкая, душная, с вечно гремящим за окном городом, нехотя уползает за крыши соседних домов. Металлический скрежет дня, родившийся еще в середине ночи, все нарастает, становится отчетливее, резче. Пройдет совсем немного времени, и ты перестанешь слышать этот скрежет, сделаешься его частью, его маленьким, едва заметным скрежетком.

* * *

На уютной лесной тропинке разыгралась страшная трагедия. Десятка полтора маленьких рыжих муравьев пытались обездвижить и убить своего большого черного собрата. Нешуточная борьба с переменным успехом продолжалась уже более семи минут. Я так увлекся созерцанием баталии, что не заметил, как ко мне подбежала пятилетняя дочка. Ничего не ведавшая, ее ножка в блестящей оранжевой сандалии мягко и беззаботно ступила на дерущихся. Ребенок побежал дальше по каким-то своим, наверное, очень важным делам. На утоптанной земле остались иссыхать расплющенные муравьи.

Вечность для каждого имеет свой образ. Для муравьев она обернулась блестящей оранжевой сандалией.

* * *

Чем дольше живу, тем чаще сомневаюсь. Сложные философские рассуждения рассыпаны по пыльным, мало читаемым книгам и легко забываются.

Простой вздох любимой женщины обращается в каскад сложных логических построений и, в зависимости от оттенков, бросает нас в уныние или, напротив, наполняет душу и тело несокрушимой силой и светом.

Я живу, чтобы каждый день постигать глубину этой простоты.

* * *

Маленькие птички, не знаю, как их зовут, расхищали кедровые орешки, которые я запасал для белки. Они делали это так непосредственно, с таким веселым писком и щебетом, что душа мая радовалась.

* * *

Когда я начал понимать, а потом почти физически ощущать боль маленьких жизненных трагедий моих детей, мне стало страшно. Я понял, что старею.

* * *

На твоем юном пытливом лице отпечаток чужой грусти. Ты этого не понимаешь и оттого мучаешься, злишься на себя, а заодно и на весь белый свет. Но, увы, твой свет замкнут пока в стенах нашей квартиры, поэтому больше всех перепадает нам с мамой.

* * *

Если у нас нет часов и окна комнаты плотно зашторены, мы перестаем ощущать время, но это не избавляет нас от старости.

* * *

У моей дочери есть любимый ветер, он живет в ржаном поле, где наливается колос и буйствует жизнь. Я этого не знал, пока не увидел их вместе на фотографии. Они, обнявшись, смотрели на меня ее глазами.

* * *

Как противно долго тянется время, когда нам плохо! Как протяжны и тоскливы мысли, как медленно движется минутная стрелка.

Но как ослепительны и скоротечны минуты радости! Час летит за часом, взгляд не успевает угнаться за минутной стрелкой.

Так, вздыхая, мы славим Бога и длим себя, а радостью и смехом приближаем смерть.

* * *

Десять лет усиленной демократизации и поворота к частной собственности до хруста в шейных позвонках дали свои результаты. Читаю сочинения старшеклассников сорок пятой кемеровской школы: «Идеальной формой правления является монархия, так как это оптимальная, исторически оправданная форма бытия Российской цивилизации», «…в России необходимо самодержавие», «…можно, например, вернуться к тому времени, когда в стране было единоначалие», «…ей (России) нужен диктатор (царь), который бы держал власть в кулаке».

Думали, что учим одному, получили другое. Есть над чем задуматься.

* * *

Звезды смотрят на землю холодными равнодушными глазами, которые никогда не плакали. Им все равно, на что смотреть. Но это кажущееся величие — многие из них уже давно погасли, а их свет — как взгляд с фотографии на глянце надгробного камня.

* * *

Стоял на веранде и минут пятнадцать слушал жалобы дождя. Я его понял, но только раскрыл рот для ответной исповеди, как дождь вдруг громко всхлипнул и перестал. Третью неделю жду его возвращения, волнуюсь — вдруг придет не тот дождь, и мы не поймем друг друга.

* * *

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературный пасьянс

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза прочее / Проза / Современная русская и зарубежная проза