Асфальт и тени

— Забавно выходит, — обращаясь к Брахманинову, нарушил молчание Скураш, — казалось бы, что такое власть? Абстракция, виртуальность — ни взвесить, ни потрогать, — а что с людьми делает! Смотрите, сколько на их лицах искренней радости и надежды. Неужели так до самого Грозного будет?

— Не будэт, — поперхнувшись табачным дымом, ответил водитель. — Чэрэз пять киломэтров граница будэт. Блокпосты «фэдэралов» пойдут, аны радоваться нэ будут. Им все по фыгу, — и доверительно понизив голос, спросил: — Правду Сэкрэтар мир приэхал с Масхадовым сдэлат? Эх, нада это, очэн нада!

— И нам хотелось бы того же, — присоединился к разговору пресс-секретарь, — только ведь чеченцы не успокоятся, обратят этот мир себе на пользу, перевооружатся, а нас обвинят в трусости. Я не прав?

— Можэт, и прав, а как тогда узнаэш, будут аны жить мирно, эсли им мир на дават?

— Логично, — согласился Александр. — А что касается власти, Малюта Максимович, и ее абстрактности, так, на мой взгляд, нематериальное как раз прочнее и долговечнее сущего…

— С этим никто и не спорит. Я не о долговечности говорю, а о сути власти, ее естестве. Вообще, что это такое — власть? Ведь, по сути, ее нет, есть лишь атрибуты и признаки, а мир, сколько себя помнит, все пляшет вокруг этой фиговины. Аслан, вы что думаете по этому поводу?

— Я чэловэк малэнький, — явно польщенный вниманием, серьезно начал водитель, — но скоро вы увидытэ этот власт. У нас автомат, вот что власт! Ест автомат, ест власт! Скоро пост, там нэ спрашиваэт, там стрэляэт. Я так панимаю, власт нужэн, бэз нэе совсэм бардак, только дурак нэлзя власт дават. Зачэм Элцын Дудаэву власт давал?

Но договорить не довелось. Машины начали притормаживать и вскоре остановились. Справа от дороги в бледном тревожном свете фар кривлялись причудливыми изломами теней бетонные сооружения. Все повыпрыгивали на асфальт. Затекшие ноги с облегчением затопали по твердой земле. Марганов убежал искать своего оператора, куда-то в темень нырнул разведчик, Скураш с Брахмановым не спеша пошли к командирской машине.

Плавский курил и о чем-то негромко разговаривал с братьями Исмаиловыми. Заметив подчиненных, он с ехидством протрубил сквозь клубы дыма:

— Ну что, Фомы маловерные, еще часа полтора — и мы будем в Гудермесе, к утру туда и Масхадов со своим штабом подтянется, думаю, наше присутствие в городе будет для него приятной неожиданностью.

Скураш предпочел промолчать. Его привлекли громкие крики у бетонных блоков, перегораживающих дорогу. Разобрать что-либо из-за работающих двигателей было сложно. Он напряг слух. Метрах в двадцати кто-то отчаянно матерился, не желая уступать доводам Петра Харлампиевича. Из темноты вынырнул увешанный оружием человек и о чем-то доложил старшему из братьев.

— В чем дело, Ваха? — поинтересовался Плавский, поворачиваясь в сторону блокпоста здоровым ухом, правое после контузии в Баку четвертый год ничего не слышало.

— Да ничего особенного, маленькие недоразумения…

— Мы их сейчас уладим, — пробасил Секретарь и, не вынимая изо рта сигареты, зашагал вперед.

— Иван Павлович, — обгоняя и заслоняя собой, попытался остановить его Ваха, — давайте мы сами все уладим. Там, — он махнул в темноту, — люди напуганные, временные, а потому непредсказуемые. Разрешите, мы сами…

Следом за Секретарем потянулись и остальные.

У самодельного шлагбаума стояла небольшая группа людей. С одной стороны — Евлампов, генерал Хаустов, заместитель командующего внутренними войсками и вездесущий полковник Загорский, с другой — четыре невзрачные фигуры, обезображенные касками и тяжелыми бронежилетами.

Иван Павлович вклинился в эту группу, как таран.

— Я — генерал-полковник Плавский, Секретарь Совета национальной стабильности.

— А я — Папа Римский! Совсем одурели, счас, станет Плавский на бандитских машинах по ночам разъезжать! Вы, мужики, особенно не бузите. Таксу за проезд знаете. Неровен час обкурившиеся контрактники выползут — греха не оберешься…

— Ваше звание, — ледяным шепотом выдохнул Плавский, — должность и номер части?

— А что я? Я — младший сержант Сменкин, — залепетал привыкший к крику и явно обескураженный секретарским шипением боец и на всякий случай взялся за висевший на груди автомат.

— Ты с оружием поосторожнее, — пытаясь оттеснить Плавского, выступил вперед Евлампов. — Кто тут у вас командир?

— Я командир. Старший лейтенант Воробейчик, — глухим ватным голосом произнес один из четырех.

— А какого хрена ты до сих пор молчишь и этого долбостопа вперед выставил? Что за ерунда у вас здесь творится? Ты посмотри, во что они одеты? — Плавский начинал распаляться. — Генерал, это ваши? — обратился он к Хаустову.

— Да, товарищ Секретарь. Старший лейтенант, немедленно пропускайте машины и завтра в штаб.

— Нет, мы сейчас здесь все посмотрим. Свет у вас здесь есть?

— Дней пять как дизель полетел, — пренебрегая субординацией, доложил Сменкин, — с керосином живем и свечками.