Асфальт

Сыграли и спели штук пять песен из времён самых первых гаражных репетиций. Все песни были на английском языке. Володя был всегда уверен, что по-русски петь невозможно. Он сам знал английский плохо и часто просил Юлю ему помочь, подсказать какое-нибудь слово или проверить уже написанное. Юля подшучивала над Володей или смеялась, читая то, что он ей подсовывал. Она как-то даже сказала брату, прочитав очередное его стихотворение: «Володя, скоро у нас английский будет знать большинство населения, тогда тебе придётся сочинять на каком-то другом языке. Но о том, чтобы сочинять на русском языке, ты даже не думай!»

Выпили ещё. Многие стали говорить и вспоминать какие-то эпизоды и истории, связанные с Юлей. Вика принесла целую кучу фотографий разных лет. Их с восторгом и смехом рассматривали. На некоторых встречалась Юля. Многие фотографии Миша видел впервые. На одной были только Юля и он. На ней они стояли во дворе дома на Кутузовском у входа в подъезд. Фотография была смешная, летняя. Юля на ней сфотографировалась без очков, и взгляд её от этого получился необычно строгим и при этом каким-то незрячим. А Миша сфотографировался с усами. Усы были очень смешные. Он уже и забыл, что вообще когда-нибудь носил усы.

Фотографии было много лет, но Миша её никогда не видел и не мог вспомнить, как она была сделана.

– Володя, – сказал он, – слушай! Какая фотография смешная. У меня такой нет. Ты смотри, я с усами.

Володя взял фотографию.

– Не помню её. Смешная! – сказал он. – Снимал вроде я, но когда, не помню. Ох и усы у тебя! Жуть!

– А можно я её возьму?

– Давай я тебе копию сделаю, – слегка замявшись, сказал Володя.

– Я подумал, что тебе она не нужна. Здесь Юля, да я и всё. Зачем тебе?

– Юлечка здесь… – неуверенно сказал Володя. – Давай не сейчас. Мы всё разберём, разложим, тогда и возьмёшь или копию сделаем. В вещах и в бумагах такой беспорядок…

– Ладно, – сказал Миша, – как скажешь.

– Миша, дорогой, – сказала Вика очень серьёзным тоном, – не забывай: Юля, всё-таки, Володина сестра. Надо сохранить все её фотографии в семейном архиве.

– Ребята! Забудьте! Сделаем копию, – изо всех сил скрывая раздражение и гнев, сказал Миша.

* * *

Потом Володя произносил речь о своей старшей сестре. В какие-то моменты ему трудно было говорить, его душили слёзы. Миша слушал и старался поверить в искренность этих слёз. Володя сказал в своей речи, что Юля была очень музыкальный человек, что без её поддержки он никогда не сделал бы студию сначала в гараже, а потом там, где она теперь. Он сказал, что она всегда очень интересовалась их репетициями и ждала новых песен. По окончании речи он утёр слёзы, взял гитару и объявил, что исполнит любимую Юлину песню «Yesterd ay» «Би тл з».

Он запел эту великую песню, а Миша напрягся и не смог вспомнить, чтобы Юля хоть раз слушала её или хотя бы говорила, что слушала и любила. Также он не смог вспомнить, чтобы Юля проявляла хоть какой-то интерес к их музыкальному творчеству.

Но пел Володя красиво и очень похоже на оригинал. Во время песни к Мише подошёл тот самый лысый и худой бывший его друг.

– Сегодня из Самары прилетел специально, – сказал он шёпотом. – Беда какая! Я поверить не мог, когда Вовка мне позвонил. Я из всех хотел увидеть только тебя.

– А чего ты в Самаре-то делал? – спросил так же шёпотом Миша.

– Как чего? Я там живу. Вот уже скоро восемь лет как там.

– Да ты что?! А я и не знал. Восемь лет! А чем там занимаешься?

– Всё тем же, Миша. Инженерствую. Хотя сейчас, скорее, руковожу. Нормально всё.

– Ну надо же! В Самаре!

Они коротко обменялись своей жизненной информацией. Володя закончил песню. Быстро наполнили стаканы и выпили. Миша себе и своему собеседнику налил той самой водки, которую принёс. Налил совсем понемногу.

– Вот, привёз когда-то с Севера, чтобы с Юлей выпить, но видишь, как пьём, – сказал Миша тихонечко.

– Что же это такое? Как же так неожиданно, Миша? Я последних года три, когда бывал в Москве, каждый раз собирался к ней зайти. Вика сказала, что сердце. Сколько ей было?

– Сорок девять. Я уже даже подумывал, что ей дарить на юбилей.

– Кошмар! А ты знаешь, я бы без Юли тогда на кафедре не смог бы остаться. Я этого тогда так хотел. А она как-то договорилась. Не понимаю как. По-моему, она вообще всех на свете знала.

– Это точно, – кивнул головой Миша.

Они выпили. Оба сильно сморщились.

– Ох и гадость! – сказал Миша.

– Да! Сильный вкус, – был ответ.

– Но с Юлей в компании, особенно тесным кругом, можно было выпить и не такую дрянь. И всё было за счастье. Такой она была человек! Скажи! – сказал и посмотрел собеседнику в глаза Миша.

– Верно! Но я помню, она любила коньяк. Не дорогой, а простенький какой-нибудь. Называла его всегда «коньячок». По-другому не говорила.

– Правильно ты запомнил, – сказал Миша и задумался. – А вот нашу музыку она ни хрена не любила.

– Точно. Ей было всё равно. Удивительная она была баба!

– Это ты мне рассказываешь?!