Асфиксия

Антонина застывает на месте, но быстро берёт себя в руки. Надо отдать ей должное, справляться с эмоциями она научилась гораздо лучше, чем это делаю я.

– Снова вы? – уточняет она, и на лице её появляется насмешливое выражение. Стереть бы его прямо сейчас, но мне приходится сдерживаться.

– Снова я. Успела соскучиться?

Я сажусь в кресло, протягиваю ей руку. Никогда не увлекался этими пидорскими примочками типа маникюра и выбритых до гладкости яиц, но сейчас готов идти на жертвы, по крайней мере в том, что касается отполированных ногтей.

Она берёт мою руку, обхватывает прохладными тонкими пальцами, и меня снова прошивает электрическим разрядом.

– Надеялась вас больше не увидеть.

Начинает свою работу. Осторожно, будто боится, что мне что-то может не понравиться.

– Зря. Я вот наоборот, хотел тебя увидеть и приехал.

– Зачем?

– Потому что я тебя хочу.

Эти слова вырываются помимо воли, заставляют Тоню вздрогнуть – рядом с ногтем проступает капелька крови от ножниц, которыми она орудует. А мне это даже нравится. Хочется, чтобы она обхватила палец ртом и слизала алую влагу.

– Я сделаю вид, что этого не слышала.

– Почему?

– Потому что вы мне не интересны.

– Совсем?

– Да.

Она продолжает свои манипуляции, а внутри меня начинает туго сжиматься невидимая пружина, и что будет, когда она дойдёт до предела и распрямится, я боюсь даже предположить.

– Ты лжёшь мне. Если бы я был тебе неинтересен, ты бы не трахала мозг моей жене.

– Я сказала, почему это делала.

– Меня не удовлетворил твой ответ.

Цепко слежу за её лицом, чтобы не упустить ни единой смены эмоций. Она действительно научилась справляться с ними и теперь умеет взять себя в руки. Только в памяти так и всплывают черты, искажённые страхом, и это снова и снова как катализатор заставляет меня желать увидеть Тоню под собой.

– Я ничем не могу вам помочь.

– А я думаю, что помощь нужна совсем не мне.

Убрав руку, я оставляю Тоню сидеть, а сам поднимаюсь, нависаю сверху, обхватываю подбородок пальцами. Каждое прикосновение к ней – разряд по телу, почти что шоковая терапия. Глаза серые становятся темнее, когда зрачки расширяются. Ну же… кричи, если тебе снова страшно. А я вижу, что страшно.

Впиваюсь в её губы – жадно, тут же проталкивая язык ей в рот. Это не поцелуй даже, губы кусаю, жёстко, едва ли не до крови, и упиваюсь привкусом адреналина.

– Не надо, – шепчет хрипло, когда отпускаю.

Дышит так надсадно, каждый глоток кислорода – будто последний.

– Что не надо, Тоня? Я сказал, что тебя хочу. Вопрос времени теперь, как быстро ты окажешься передо мной с раздвинутыми ногами.

– Кирилл, пожалуйста…

Ведь я же хотел, чтобы она снова и снова это слово повторяла. Хотел, б*я… Почему же теперь так мерзко от самого себя становится?

– Это вопрос времени. Я всегда беру то, что хочу.

Теперь на воздух, туда, где не будет этой отравы, которая вокруг разлита. Где член не будет вставать как каменный и едва штаны не разрывать. Это уже даже не интерес – какая-то навязчивая потребность. Одержимость. И остаётся только надеяться, что когда я получу Тоню в свою постель, эта потребность исчезнет.

***

– Кир! Красное или чёрное? Ну! Ответь уже хоть что-то!

Никогда не любил вот эту хрень, когда вынужден делать вид, что хоть что-то понимаю в бабских тряпках. Мне было насрать, в чём будет Лена. Хоть в красном, хоть в чёрном, хоть в портках и ватнике, лишь бы отстала.

– Красное, – не глядя на то, как жена прикладывает к себе абсолютно идентичные платья разных цветов, ответил в никуда.

– Хорошо, значит красное.

Она вздохнула, но протестовать не стала. Вообще ничего не прибавила и отвернулась. На её месте я бы трижды послал себя к херам, трижды с собой бы развёлся, ну и ещё по мелочи, но знал, что Лена делать этого точно не станет.

– Горский, ты чего смурной такой? – всё же снова поинтересовалась Ленка, но не успел я ответить, прибавила, расставляя точки над «ё»: – Сегодня отец будет у нас, ты же помнишь?

Вот оно что. Перед тестем мне нужно было вести себя хорошо, такой вот намёк от любимой супруги.

– Как будет, так повеселею.

Она подошла, устраиваясь на подлокотнике кресла, скользнула прохладными пальцами по шее, заползая под воротник и заставляя поёжиться от неприятных ощущений. И вдруг выдала то, от чего я застыл на месте:

– Я Тоню позвала.

Так и хотелось уточнить, не шутка ли это. Лена позвала Тоню… Интересно, зачем? У неё всегда и всё было расставлено по местам – богатая девочка, избалованная отцом, не знающая ни в чём отказа. Поверить в то, что Лена испытывала дружеские чувства к мастеру маникюра? Я никогда не был идиотом, чтобы верить в подобную чушь.

– Позвала и хорошо, – пожал я плечами, борясь с желанием встать и уйти.

– Какой ты злюка…

Лена снова вернулась к поискам платья, зарываясь в безразмерном шкафу, в котором поместилось как минимум несколько последних коллекций. А я смотрел на неё и пытался понять, что она задумала. Верить в альтруизм по отношению к Тоне или в случайность желания видеть её на этой вечеринке, не приходилось. Значит, причина крылась в другом. Теперь бы понять, в чём именно.